— Почему?
— Не путешествуя по мирам, вы не можете оценить масштаб и мощь соседей. Но имеете все основания ожидать, что попытка закрытия маршрута приведёт к вторжению. К войне, в которой люди окажутся в заведомо невыгодных условиях, словно акулы на отмели.
Он показал мне треугольные зубы, я с готовностью заткнул их фастфудовским бутербродом. Сфинкс сжевал его в два укуса и продолжил.
— Вересаева, являясь вторым человеком в руководстве после директора, никогда не рискнёт закрыть наш узел Леи для инородцев. Хотя это не мешает ей придерживаться почти радикальной ксенофобии.
— Странно. Я бы не сказал.
— Никто бы не сказал. Она никогда не признается в этом. Она вообще очень редко позволяет, чтобы её истинные мысли и намерения были понятны окружающим. Даже если припереть её к стенке, она назовёт совершенно иную причину сохранить маршрут.
— Какую? Что её останавливает, директор?
— Ну нет, что ты. Директор для неё не такая уж непреодолимая преграда. Если вопрос задашь ты, она напомнит, что свет линий нельзя экранировать на сто процентов. Залив метро бетоном, не снимая напряжение через эмоции пассажиров, Москва через пару десятилетий скатится в черную злобу, в которой купаются сумасшедшие колдуны.
— А если спрошу не я?
— Ну а кто? Совет безопасности? Для них есть не менее железный аргумент. Это наличие других узлов Леи на Земле. Закрытие их всех, в мировом масштабе, неосуществимо. А закрытие только наших маршрутов даст им такое преимущество…
— Что наше Минобороны скорее отгрызёт себе хвост, чем позволит закрыть проект, — закончил я за него. — Ну хорошо, а к какому лагерю принадлежит директор? Он филантроп или ксенофоб?
— Он всегда придерживается золотой середины. Но директор — фигура почти мифическая, он вне схватки. Вокруг метро кружит много других влиятельных коршунов. Каждый крупный политик, имеющий допуск, любое из силовых ведомств, не говоря уже про военных, продали бы душу, лишь бы заполучить контроль над линиями Леи. И у каждого — свой взгляд на тех, кто является неотъемлемой частью метрополитена, но не является частью вашего мира.
К этому времени я уже так захмелел, что постепенно стал терять нить разговора. Сидели мы всё-таки уже долго. Достаточно ясно я запомнил только просьбу Сфинкса быть осторожнее, когда одна или другая сторона станет меня вербовать на свою сторону.
— Рано или поздно тебе придётся с этим столкнуться, — пожимал плечами Сфинкс. — Все в какой-то момент бывают поставлены перед выбором. Хочу, чтобы ты это заранее знал и не натворил ошибок. Потому что у нашей королевы шёлковый взгляд и ледяное сердце.
