Допив самогон, я собрался уже отнести посуду обратно, но заметил, что возле крыльца торчит пучок колышков. На некоторых из них кверху донышком висели кружки. Я добавил свою.
Тем временем разговор перескочил на коряков.
– Вот ей–богу зимой на город навалятся. Зря Афанасий казаков отослал. Пока команды по лесам за дикими гоняются, те сами сюда нагрянут.
– Небось, не посмеют. Здесь пушки, мушкеты.
– Чихать им на пушки. От Гижигинской крепости одни головёшки остались. А у нас и стен нет.
– Чего ты равняешь? Тут народу поболе будет. Небось, отобьёмся.
Мужики поговорив о том о сём ещё пару минут, поднялись. Насадили кружки на колышки и, мельком взглянув на меня, отправились в город.
Ничего из услышанного не давало нужной зацепки. Но даже посидеть просто так, без цели, иной раз бывает полезно. Нервы приходят в порядок, а мысли настраиваются на нужный лад. Ничего умного в голове так и не возникло, но хотя бы тоска притупилась.
Когда я вернулся к реке, Полосухины уже заканчивали погрузку. Через четверть часа мы попрощались.
– Будешь на Камчатке, заходи, – сказал Иван.
Впрочем, он не добавил, куда именно заходить. Камчатка большая, а братья, как я понимал обстановку, собирались побывать в самых отдалённых её селениях. С каждой верстой пройденной вверх по камчатским рекам, поднималась и цена на хлеб.
Братья заперли сараи, побросали в лодку пожитки и забрались сами. Туман до сих пор скрывал устье реки, и потому лодка быстро исчезла из виду.
Давешний старожил, Данила, сплюнул. Он так и простоял здесь всё это время, провожая взглядом каждую лодку, словно надеялся, что одна из них вдруг повернёт назад, и Полосухины уступят ему часть товара. Чуда, однако, не случилось. Последние кули хлеба канули в тумане вместе с владельцами.
– Вот же, ушли, а народу кору толочь придётся, – произнёс Данила с унынием.
Конечно, он пёкся не о народе, но именно эта фраза выдала, наконец, импульс от которого заскрипели извилины.
– Сколько возьмёшь, если по пять рублей за пуд? – осторожно спросил я.
Данила вздрогнул. Затем медленно оглядел меня. То, что я прибыл с богатыми купцами, ровно ничего не значило. Мало ли кто мог к поезду пристать? Кажется, внешность не произвела на старожила должного впечатления, но ему захотелось выговориться, а я сейчас был единственным собеседником.
– Тысячу пудов возьму. Легко.
– А у тебя есть столько денег? – я постарался вести себя нагло.
– Денег? – удивился Данила. – Во всём здешнем крае столько не соберёшь монетой–то. Шкурами расплачусь, мехами, рыбой могу. – Он оценивающе посмотрел на мой тощий мешок. – Рыба–то зимой тебе не помешает.
