Сибирский фронтир | страница 80



– Сразу расплатишься? – вернулся я к делу.

– Куда там сразу, – отмахнулся он. – Но за месяц обернусь, чтобы расплатиться с долгом.

– Нет, мне живые деньги нужны, – заявил я. – Притом сразу. Сколько сможешь купить за монету?

– По пять рублей за пуд? – переспросил он.

– По пять.

– Когда? Если к зиме доставишь, то соберу что–то, но по зимнику смотри, и другие хлеб подвезут.

– Зимы ждать не буду. Через неделю доставлю.

– Врёшь! – его, наконец, проняло.

– Правду говорю.

– И сколько привезёшь?

– Ровно столько и привезу, сколько монеты у тебя будет.

– Да почто тебе монета? – воскликнул Данила, не выдержав моего упрямства. – Неужто так и повезёшь её обратно? Глупо. Тут всякий наоборот норовит пушниной взять, чтобы в оба конца с товаром ехать. А ты тяжесть бесполезную попрёшь по нашим–то дорогам... это ведь не серебро, тут у нас больше медь в ходу. Шестнадцать рубликов на пуд тянут. Да ты на одной перевозке с половиной расстанешься. А ну как лихие людишки повстречают? Тогда и вовсе ни с чем уйдёшь, если уйдёшь...

Да уж. Если шестнадцать рублей на пуд тянут, это означает, что привычная "штука" будет весить тонну. Нечего сказать – хорошенькое дело для планируемых мной оборотов. И как только богатеи вроде Демидовых и Строгановых своими миллионами ворочают? Вот ведь и словечко такое весомое "ворочают" не случайно появилось.

Однако настроение заметно приподнялось.

– То уж моя забота, – ответил я.

Данила потёр ладонью грудь и решился.

– Если не шутишь ты на счёт хлеба, то пойдём в дом поговорим, – видимо обсуждать крупную сделку возле причалов ему не хотелось. – Ишь ты, через неделю, говоришь? Верно, обоз застрял где–то?

– Застрял, – согласился я.

– Вон как.

Когда мы поворачивали на улицу, навстречу нам выскочил молодой казак.

– Якутов с лошадьми не видали? – спросил он.

– Ушли твои якуты, – ответил Данила.

– Вот чёрт!

– Так они мимо конторы должны были пройти, или проспал?

– Как бы не так, мимо конторы, – казак сплюнул. – Другой тропой стервецы улизнули.

Дом у Данилы оказался по меркам здешнего аскетизма просто шикарным. Срубленный на пять стен, он возвышался на высоком, обложенном камнем, основании. В клетях хранились запасы и товары, там же располагалась небольшая лавка, наверху в одной горнице жил сам хозяин, в другой останавливались помощники, которые большую часть времени мотались по заимкам и стойбищам, выменивая меха. Семьёй купец пока не обзавёлся, а родителей, от которых унаследовал богатое хозяйство, схоронил несколько лет назад. Жил что называется бобылем, как и многие на фронтире.