Не очень уютно себя чувствуешь в незнакомом городе, тем более таком маленьком и удалённом от центров цивилизации каким был Охотск. Дело усугублялось плохим знанием обстановки и эпохи вообще. Как браться за выполнение грандиозных планов, если мне элементарно негде остановиться. Нужно было с чего–то начать, ухватиться за ниточку, а я стоял на берегу, наблюдая за работой братьев, словно боялся расстаться с последними в этой части света знакомыми.
Что ж, когда приходилось путешествовать по тогда ещё экзотическому для меня зарубежью, в моём арсенале появилось универсальное средство вхождения в чужеродную социальную среду. Нужно просто засесть в ближайшем кабачке или кафешке. За кружечкой пива или чашечкой кофе можно послушать разговоры, почувствовать ритм города, его дух, а при удаче обзавестись знакомствами.
Младший Полосухин подсказал, где тут можно приткнуться.
– Вон корчемница, – показал Иван на убогий домишко, что стоял на холме чуть выше портовых амбаров. – Про "закусить" не уверен, но выпить завсегда хозяйка поднесёт.
Я поднялся к хижине. Трое мужиков неопределённого возраста сидели на траве рядом с ветхим крыльцом. На меня они не обратили внимания или сделали вид, что не обратили. Домик оказался столь же неказист внутри, как и снаружи. В тесной комнатке не хватало места даже для стойки или стола. Хозяйка – пожилая женщина – дремала на скамейке возле кривобокой печи, а для посетителей, похоже, отводилась единственная лавка, тянущаяся вдоль стены. Сейчас на лавке растянулся во весь рост парень. От его храпа разило перегаром, и в источники информации он явно не годился.
Какие–либо закуски в здешнем ассортименте отсутствовали, кофе или пива не предлагали тоже – корчмой в этом веке называли нелегальные заведения, где продают из–под полы самогон.
В обмен на медную монету хозяйка молча протянула глиняную кружечку с подозрительного запаха пойлом. Совершив сделку, старушка тут же прикрыла глаза. Сидеть на лавке рядом с пьянчужкой не улыбалось. Выйдя на крыльцо, я уселся на замызганную ступеньку и сделал осторожный глоток. Вонючая жидкость проскочила в нутро биллиардным шаром. Я достал из мешка сухарики. Хрумкая их один за другим, попытался уловить разговор троицы, что устроилась на траве.
Хотя кабак можно было назвать припортовым, о морских делах, которые меня интересовали больше всего, мужики даже не заикались. Беседа их крутилась вокруг каравана Полосухиных. Народ уже как–то прознал, что весь хлеб целиком уходит на Камчатку и теперь мужики прикидывали, чего ждать от судьбы, если до зимы привоза больше не будет. Их прогнозы отличались той же богатой палитрой чёрного цвета, что и автомобильчики Генри Форда.
