Условия жизни в Брюлевском дворце было не сравнить с Арсеналом: здесь всё-таки оставалась кое-какая мебель, и хотя кроватей, диванов и кресел на всех не хватало, спать на наборном паркете – совсем иное, чем на холодном каменном полу, пусть сейчас и конец июня. Детей выпускали ненадолго побегать по саду. И всё же это была тюрьма; кормили скудно; на ночь двери запирали, да и днем у всех выходов и под окнами стояли часовые. Помимо русских дипломатов – барона Карла Яковлевича Бюлера, Павла Дивова (секретаря Игельстрёма) – и жен русских офицеров, здесь находились поляки, арестованные после апрельского переворота: князь Четвертинский с тремя детьми от первого брака и молодой второй женой, которая была всего на три года старше его семнадцатилетней дочери Жанетты, но уже успела родить двух сыновей, два епископа – Массальский и Скашевский, бывший великий коронный маршалок Мошиньский… Их держали отдельно от русских, но Джейн, гуляя с Николенькой и Сашенькой, порою издали раскланивалась с Колеттой Четвертинской, которая выходила в сад с двухлетним Константином, держа на руках младенца Густава.
Женщины всполошенной стайкой столпились у окон, вслушиваясь в ночную темноту; во мраке угадывались знакомые очертания: ажурная решетка ограды меж столбов со статуями, угол мощёного двора; за ними мелькали какие-то тени с факелами, но разглядеть что-либо невозможно. Окрики на чужом языке, стук досок о булыжники, торопливые удары молотка…
– Это ставят виселицы, – негромко сказала княгиня Гагарина и передернула плечами.
Все замерли в ужасе. Виселицы… Почему здесь?
– Они не могут… Они не имеют права, – раздался дрожащий голос госпожи Чичериной.
Гагарина вдруг охнула, и все снова приникли к окнам, не сразу догадавшись посмотреть на нее саму. Джейн увидела, как у ног Прасковьи Юрьевны растекается лужа, и стыдливо отвела свой взгляд, но Екатерина Александровна в страхе расширила глаза:
– Боже мой! Началось!
Стонущую сквозь стиснутые зубы Гагарину уложили на кровать – единственную в бальной зале, где они жили; вокруг захлопотали матери семейств – генеральша Хрущова, госпожа Языкова, – доставая заранее припасенное чистое белье и тазики для умывания; все прочие должны были отвлекать детей, а Джейн поручили переговоры с охраной. Она заколотила кулаками в запертую дверь.
– Умоляю! Врача! Доктора! – закричала она, услышав недовольный хриплый окрик с той стороны.
Часовой отвечал ей только руганью, но Джейн не сдавалась и кричала, стучала до тех пор, пока он всё-таки не отпер дверь и не пообещал принести хотя бы теплой воды.
