— В Берлине, господин инженер, я дам справедливую оценку вашей деятельности. Впрочем, нечего скрывать, и без того вас ценят очень высоко…
Лицо надменного инженера вспыхнуло.
— Вы знаете, что можете целиком положиться на меня, герр доктор. — Он поклонился так глубоко, что немец увидел круглый пятачок тщательно замаскированной плеши на его затылке. С горькой улыбкой, приобретенной за последние года два, доктор Юлиус иронически подумал: «Знаем мы и другое, господин инженер, — сколько рейхсмарок и концессий вы вам стоите!» Улыбка быстро сползла с его лица, и он предложил тост:
— Итак, за удачу, господин инженер… За вашу и нашу удачу этой ночью!..
* * *
Покончив с сыроварней, партизанская боевая группа взяла направление на Златарицу и свернула вправо от шоссе, соединявшего Белосел с соседним околийским городом. Старый мастер тотчас же сообразил, что партизаны отступают в горы — их острые темно-синие зубцы едва виднелись на горизонте. Шли напрямик, через поля и виноградники, длинной партизанской колонной, которая вместе с сыроваром насчитывала пятнадцать человек — в основном молодых ребят, привыкших к трудностям партизанской жизни, к тяжелым ночным походам. Бай Атанаса поставили в середину, и неопытный, молоденький Клим, который шагал за ним в затылок, не раз ему позавидовал. Этому юноше с тонким лицом дали в отряде имя Огнян, но оно к нему не пристало. Все упорно называли его Климом — по имени горьковского героя. Видно, из-за внешности и роговых очков, которые он, впрочем, потерял в первой же операции. Климу нелегко было без очков — он то и дело спотыкался и попадал то в кукурузу, то в колючие заросли ежевики. Старый же мастер шагал легко и ни разу не сбился с дороги. Поняв, что за человек идет за ним, бай Атанас сократил дистанцию и по-отцовски предупреждал: «Осторожней, сынок, канава!», «Яма!», «Посторонись!» Клим мучительно краснел в темноте, вытирал рукавом рубашки свежую ссадину на подбородке и изо всех сил старался не отставать. После одного короткого привала бай Атанас попытался у него взять брезентовую сумку с пулеметными лентами но Клим судорожно вцепился в ручку:
— Не надо, дедушка! — сказал он, задыхаясь. — Мне не тяжело! Прошу тебя, отпусти!
Старик понял и не настаивал.
— Оно, конечно, не тяжело, — стал оправдываться он. — Да ты, я вижу, к ночной ходьбе непривычный…
— Привыкну! — упрямо сказал паренек.
— Что это еще там за разговорчики? — отозвался кто-то сердито. — Сохраняйте дистанцию!
