Только не сбылась отцова мечта. Все погубило Андрейкино любопытство. Очень уж захотелось ему посмотреть, какая же она, золотина, на которую можно будет целое хозяйство завести. Дождался парнишка часа, когда батька с матерью ушли, и добыл заветный сверток из сапога. Развернул тряпку. Из нее выкатился камешек ноздреватый, сам черный, а с боков вроде поблескивает. Хотел его Андрейка получше разглядеть, да и выронил нечаянно. И свалился самородок меж нар в проход, по которому как раз на беду хозяйский десятник проходил, проверял, все ли ушли на работу. Отца избили и выгнали с прииска.
Тяжело переживал Андрейка случившееся. «Хоть бы поколотил батька», — думал. А отец лишь потрепал его по нестриженой голове.
— Эх, несмышленыш ты еще у меня!
Так и кончилось дело. И опять потянулись годы. Вырос Андрей, стал, как и отец, старателем. Работал и в артелях, и на приисках, а удача так и не давалась.
Работали до изнеможения, часто голодали. К жилым местам выходили истрепанные, обросшие. То немногое, что удавалось добыть, попадало в руки купцов да кабатчиков.
После Великой Октябрьской социалистической революции золотопромышленников не стало. Но жизнь не сразу изменилась. В стране была разруха. Далеко не для всех находилась работа.
Андрей Севастьянович делал то, что умел лучше всего, — копал землю. Работал на постройке дорог, случалось — в шахте. Потом — Кузнецкстрой.
Здесь, на Кузнецкстрое, он своей лопатой перебросал многие тысячи кубометров земли. Делал то, что было жизненно необходимо для страны.
Все это промчалось в памяти Андрея Севастьяновича в тот самый миг, когда Михаил Иванович Калинин прикреплял у него на груди трудовой орден.
Впоследствии вспоминал:
«Вот она, моя золотина!» — подумал я. Об этом и хотел рассказать в ответном слове. Готовился к нему всю ночь накануне. Лежу на кровати, а заснуть не могу. В голове речь складываю, слова такие горячие друг за друга укладываются…
А когда говорить пришлось, дух захватило, все приготовленные фразы из головы улетучились. Стою и рот разжать не могу. Михаил Иванович так это ободряюще на меня взглянул, и я насилу выдавил: дескать, теперь еще лучше работать буду. Все разом захлопали мне, а я только сердце свое чувствую: колотится оно, будто из груди выскочить хочет. И в висках кровь молоточками постукивает.
Потом Михаил Иванович на завтрак нас пригласил. Рядом в комнате столы заставлены, и бутылки стоят. Только смотрим, один лимонад в них. Переглянулись мы, а Михаил Иванович заметил и улыбнулся.
