— Прав ты, Севастьяныч, — согласились землекопы. — А как быть?
Филиппов сморщил лоб и перебил товарища:
— Погоди, Антон, не к тому я, что лодырь у меня лично кусок хлеба крадет. Он государство обкрадывает. Ведь когда все добросовестно работать станут, насколько быстрее завод пустим? А лодырей, по моему пониманию, одними словами не устыдишь! Их и по карману не грех тряхнуть!
С ним согласились. И на одном из собраний Андрей Севастьянович предложил разбить артель на звенья. Каждому звену начислять но результатам работы, наладить между ними внутриартельное соревнование.
Кадровые рабочие поддержали. Но артель была большая. случайных людей много. Они и зашумели: «Что же это получается, в деревне коллективизацию проводим, людей объединяем, а Филиппов рабочий коллектив разлагать вздумал!» Так ни до чего не договорились, разошлись.
Шагая домой, Андрей Севастьянович переживал обиду. «Прав ведь я, — думал, — только высказать так, чтобы поняли, не смог. Хотя, чего там! Кто хотел, тот понял. а те… они что, сегодня здесь, завтра не будут».
Он оказался прав. Вскоре на стройке широко начал внедряться хозрасчет. Вместо артели сформировали бригады. И не кого-либо другого, а его избрали землекопы своим бригадиром.
— Да что вы, ребята, — смутился Андрей Севастьянович, — неграмотный я, трудно мне будет.
— Справишься, — уверенно ответили ему. — А где надо — поможем.
Теперь Андрей Севастьянович приходил домой поздно. Бригадные дела отнимали немало времени. В течение смены работал вместе с другими, а после обходил участок, прикидывал со звеньевыми, как сподручнее завтра людей расставить, как организовать работу, чтобы никому не пришлось простаивать.
Бригада была большая — 60 человек. И о каждом приходилось думать, к каждому присмотреться. Действовал он больше примером. Заметит что не так, подойдет, возьмет в руки кайлу или лопату и на деле покажет, как нужно сделать.
Авторитет бригадира рос, нерадивые или взялись за дело, или ушли. И дела быстро пошли в гору. Через два месяца бригада впервые выполнила сменное задание на 130 процентов. О ней заговорили на стройке.
Но и дома, после изнурительного дня Андрей Севастьянович не находил покоя. Он стал строже, часто задумывался.
— Что ты, Андрей, хмурый ходить стал? — спросила как-то жена. — Не захворал ли часом?
Он повернулся к ней, минуту подумал.
— Знаешь, трудное это дело, людьми руководить. Боялся сначала. Теперь вижу — получается. Но и беспокойство все время. Не оплошать бы, доверие народа оправдать.
