Зато на другой день знакомым, но не охотникам, а таким же, как сам, можно и порассказать. Выстрелил, мол, по стае казарок, и самая большая, этакая самая жирная из табуна пала, как камень, но… в такие чащобы, что там ее самый распородистый спаниель не отыщет, не то что человек.
Потом с одного заряда попал в трех уток, а ни одной не взял: одна уплыла, другая в воду канула, а последняя — встряхнулась, аж дробь в разные стороны брызнула, и была такова, поминай как звали! А когда налетел гусь… вели-чи-на!.. больше лебедя!.. Ударил, — с гуся перо, как из распоротой перины, а он почти голенький, а помахал крылами дальше, аж жалко стало: как он теперь, бедолага, зимовать без пера будет?
Вот так и рассказываешь.
Но выучишься стрелять и маскироваться, как снайпер, повадки птичьи узнаешь, угодья охотничьи изучишь, хотя бы как свое подворье, по известным признакам и приметам погоду предугадывать, станешь не жадным — короче говоря, станешь настоящим охотником и… вечерком понесешь домой уточек, гусей, казарочек, может и редкую птицу — колпика, в пути будешь устало отдуваться, часто присаживаться отдыхать — и все это радостно будешь делать. И на следующий день не надо рассказывать небылиц. Зачем?
* * *
Нефед Буханько охотник с немалым стажем. Стрелял неплохо, угодья знал хорошо, пожалуй, добычлив, но опытные охотники считали его начинающим. И все из-за пустяка, казалось бы. Пока в чем-то сам не убедится, никому не верит, даже обратное доказывает. Вот, например, утверждает, что на охоте пойнтер или спаниель не самые лучшие, горячится, даже кричит с насмешкой:
— Было бы желание, любую жучку можно выучить, куда вашим прославленным!
— Нефед Артемыч, пойми, все собаки произошли от одних прародителей, — пытались убеждать его многие. — Человек много труда положил, пока приучил одну — двор сторожить или овец охранять, других — зайцев гонять, а иных — дичь искать и подавать. Все это природа закрепила в них, теперь у них это наследственность. Ну зачем все сначала, переучивать дворнягу на охотничью? Какая в этом нужда? Ну куда еще ни шло, улучшать породу — это нужно.
Не сдавался Нефед. Как-то зимой принес щенка, случайную помесь дворняжки и одичавшей борзой. Первое, что появилось у него охотничьего, было его имя — гордое, звучное: Покарай!
Буханько терпеливо учил его, и тот радовал хозяина: по приказанию полз, плотно прижимаясь к земле, лежал на месте, пока не получал разрешения встать. Весной неуклюжий, высокий на ногах, лохматый и аспидно-черный, без единой отметины другого цвета, Покарай уже таскал из воды «поноску» — чучело утки, специально сшитое из тряпок.
