Мы не заговаривали с ним — не забыли утреннего подсчета.
Хрум, хрум, хрум — насмешливо хрустели, словно жевали что-то вкусное, наши машинки. Злая табачная пыль плотным облаком нависла вокруг, а Пызя вроде и не чувствовал этого — сидел и совал в широкие ноздри своего рыхлого носа понюшку за понюшкой и молчал, видимо, наслаждаясь. Потом начал чихать: шти, шти, шти! Посидел, опять извлек из кармана платок и двинулся к выходу. Загородил свет, медленно согнулся и полез задом вперед — неторопкий, основательный, уверенный в нужности и значимости своего существования. Исчез, словно испарился, будто его и не было только что.
— И не разговаривает даже, — боднул Арик головой вслед ему. — Должно, барыш в уме подсчитывает да над нами, дураками, смеется.
Я промолчал. Может, и прав Арик, откуда я знаю, о чем думает этот жадный и хитрый старик.
Я не забыл Валькиных слов и прямо от Пызи зашел к дяде Васе Постникову. Открыл он сразу, не спрашивая, кто и зачем стучит. Увидел меня и просиял:
— Ты? Ах, воробей, забыл, носа не кажешь! Проходи, не стесняйся…
— Здравствуйте, дядя Вася.
— Здорово, здорово… Ну, как жизнь?
— Подождите, после расскажу… На улице жарища, пить страшно хочется…
Дядя Вася засмеялся:
— Пить! Ишь какой… А я, думаешь, не хочу? Целый день в ведрах ни капли… Обещала Киселиха принести, да забыла, наверно… Вот и сижу: без воды — ни туды и ни сюды.
Говорил он весело, даже шутил, а я за его веселостью и шутками видел другое — его беспомощность и страдание от сознания своей беспомощности. И мне становилось горько и обидно за него. Но разве скажешь об этом?
Настраиваясь на его шутливый лад, я сказал:
— Один момент, вода будет! — и схватив на кухне гремучие ведра, выскочил за дверь.
До водоразборной колонки было далеко — целый квартал. Ходить по воду я не любил, работа эта — мама так и говорила: твоя работа — мне казалась до невыносимости бестолковой и чем-то принижающей мое достоинство. Ну чего сложного — принести два ведра воды! Тяжело? Это так, но и… все. Неинтересно, однообразно, утомительно, к тому же, пока дойдешь от колонки до дома, расплескаешь по полведра, обольешь штаны и ноги, изнервничаешься. А на этот раз я бежал к колонке с горячим, незнакомым мне ранее желанием сделать для дяди Васи хорошее, помочь ему в трудную минуту. Бежал и озабоченно думал, что к нему нужно будет заглядывать каждое утро, следить, чтобы вода в ведрах была всегда, помогать во всем. И как я раньше не догадался?
