Вот и теперь, отрывисто вырабатывая теплый пар из леденящего холодного воздуха, молодой рабочий понимал, что внутренний диалог ни к чему конкретному не приведет. Из состояния обреченного слушателя его вывел вышедший из здания мастер, который, дружески положив руку на плечо своего подчиненного, проникновенно произнес:
– Слушай, малой. Трубы горят, не могу. Смену отработать совсем тяжко. Сгоняй за крепким, а?
– Так нельзя же, – недоверчиво посмотрел на мастера вчерашний выпускник училища.
– Знаю, что нельзя. Поэтому и шмонают всякий раз на проходной, а тебя нет. Вот и прошу, сгоняй. Плохо мне совсем.
– Начальник вежливо попросил. Ничего зазорного не вижу, – раздался в голове молодого слесаря первый голос.
– Нечего задания не по работе давать, – тут же парировал второй голос.
– Так если и правда плохо человеку, – не сдавался первый.
– Пусть тогда идет и отпрашивается, – наседал второй.
– Не отпустят, пока норма не сдана, – аргументировал первый голос.
– Пусть сдает и топает домой лечиться, – не сдавался оппонент.
– Так подлечится сейчас и сдаст, – настойчиво уверял первый.
– Да пошли вы! – неожиданно для себя вслух прервал слесарь своих неугомонных сопровождающих.
– Чего-о-о-о-о?! – обалдело протянул мастер. – Ты как со старшими разговариваешь, пацан?!
И, видимо, желая привить уважительное отношения к возрасту, зло толкнул в грудь молодого слесаря, от чего тот попятился назад, стараясь удержать равновесие.
Механическое воздействие застало врасплох двух спорщиков, сидящих внутри молодого слесаря, резко оборвав их безрезультативные пререкания. Внезапно почувствовав свободу из-за отсутствия каких-либо сдерживающих его дальнейшее поведение голосов, внешне, казалось, забитый парень, согнув правую руку с крепко сжатым кулаком, резко сделал выпад прямиком в челюсть, ничего не успевшего сообразить мастера. От неожиданности тот с размаху сел на пятую точку, болезненно морщась от прикосновения прикладываемой к ушибленному месту ладони.
– Не. Пей. На. Работе. – отчетливо, с нажимом на каждое слово сказал слесарь, настороженно прислушиваясь к полной тишине внутри себя.
С внутренним ликованием из-за разрушенных оков постоянных сомнений слесарь повернулся на скрип двери, в проеме которой показалась любопытствующая румяная голова повара.
– Скройся, рожа, – без тени раздумий отреагировал слесарь, припечатав ногой полуоткрытую дверь.
Повар не порывался вернуться. Внутренние голоса тоже.
