Но то, ради чего было принесено в жертву все, осталось в том саду, где больше не оказаться тебе никогда.
Разве забудешь, как откусил кусочек?
– Помню, – ответила ему.
Он уткнулся носом в мою круглую, как теннисный мяч, коленку: «ты должна быть сильная, сестренка, как Мадам Чжэн».
Мы поужинали, я начала медленно одеваться – еще не знала, стоит ли мне выходить. Я не знала, как проведет эту ночь Иоиль, но оставаться с ним в одной квартире до самого утра мне не хотелось. Мы жили так уже месяц. За это время я не провела ни одной ночи в своей постели, возвращалась утренним метро и ложилась спать, когда Иоиль уходил, потому что у нас была одна кровать на двоих.
Ночью я знакомилась только с теми людьми, про которых мне уже когда-то рассказывали. Друзья моих друзей, братья моих подруг, мужья моих сестер. Это были стекла без диоптрий в моих очках, калейдоскопные бисерные узоры, я танцевала их, они танцевали меня. Я выбирала только тех, чьи имена хотя бы раз звучали в моем присутствии, о ком говорили другие женщины, матери, сестры, жены, и они выбирали меня. Я искала не от скуки и не от отчаяния. Дело в том, что если жить – это путь домой, то сейчас он пролегал именно здесь, среди всех этих людей, чьи имена отзвуками моря раздавались в раковинах моих ушей. Эта беспорядочная жизнь для меня была идеальным порядком.
Этим вечером я сомневалась: я чувствовала себя такой голой, голубем, не сменившим первое белоснежное оперение на серое, городское. И мне слишком нравились цветы в нашей комнате.
– Сплети себе венок, – сказал Иоиль.
Мне всегда хотелось плакать, когда с отеческим равнодушием и умиротворенностью он подталкивал меня идти куда-то в ночь, веселиться, танцевать, за двери, за кварталы, дом за домом дорогой из желтого кирпича.
* * *
Мы лежали на полу. Мартин говорил медленно, тихо, задерживал язык на букве «р». Я не вникала в его слова, они сами застревали в моей голове, словно записывались на плёнку.
Он плакал беззвучно, только слезы двумя слабыми ручьми стекали по белому лицу. В темноте этого нельзя было увидеть, но Мартина лежал на моих коленях, и я могла это ощущать.
Он был влюблён в девушку, ее звали Сонечкой. Она тоже была в него влюблена. Он был уверен, что эти два факта уже были гарантией печального конца их истории. А потом добавил, что ждёт и не знает, когда наступит этот конец. Он замолчал, и я снова почувствовала его слезы.
«Я плачу, – заговорил снова Мартин, – потому что она делает мне больно, и моя любовь делает мне больно, и ее любовь – это больно, это сотни ночей без сна на вечно крутящейся карусели. Но как только это кончится, я знаю, что свалюсь с этого аттракциона и встать больше не смогу. И я держусь изо всех сил, пока могу, как бы ни было тяжело.
