Дело всей моей смерти | страница 8



А Ладке я болезнь стыдную принёс. Как поняла, что заразилась, тут же выперла, слушать ничего не стала.

Зойка, зазноба

Пока бухал да куролесил, с одной чиксой снюхался, Зойкой, чернявая такая, на цыганку похожа. Добрая, покладистая, водки наливает в любое время суток, как будто у неё водочный завод. И молодая, лет на десять моложе. Как выпьем, липнет, и безотказная, хоть где её зажми. Страстная, аж кричит, когда ублажаю. Выпью, закушу, покурю, зажму, поимею и спать. Проснусь, и всё по новой. Зойка жила на дачке рядом с балкой. Удобно. И не заметил, как ушёл из семьи. К ней, к Зойке.

Занялись мы с ней бизнесом – уголь древесный делать и продавать. Товар сезонный, но бабла прилично можно поднять. Наняли девок из соседнего села, расставили на трассе. Я на своей "Ниве" уголёк развожу. Изгваздал машину, смотреть страшно. Денежки капают исправно, на хлеб с водкой хватает.

Пока бухал до невменяемости, Зойка потихоньку всё бабло к рукам прибрала, сама стала бизнесом рулить. Документы на "Ниву" и паспорт у меня втихаря вытащила, кредит взяла под залог машины у серьёзных пацанов с балки. Бабло куда-то разошлось, пришёл срок отдавать. А лето выдалось холодное и дождливое, народ по домам сидит, шашлыки на плитках жарит. Уголёк не продаётся, денег нет, машину за долги забрали. Забухал опять с горя, что ласточку мою прое… Потерял, в общем. Дальше смутно помню, как в тумане.


Томка с Валюшкой пришли меня у Зойки отбить. Она и говорит: "Хоть счас забирайте, нужен он мне, алкаш нищий". Ну, и забрали.

Тамара, жена

Заперли меня дома в комнате, замок врезали по такому случаю. Пока в пьяном угаре был, попробовал права качать, так родной сын в нокаут отправил. Сильный парень вырос, весь в меня. Пить я поневоле перестал, под домашним арестом-то, и только тогда заметил, что желудок болит сильно, всё время, спать не могу, есть-пить не могу, ничего не могу, одно только желание – чтобы болеть перестало. Живот раздуло, а руки-ноги отощали – кости, обтянутые кожей. Томка уговорила к врачам пойти.

Лежу теперь в больничке, завтра под нож. Томка только что ушла, навещала. Дети не приходят, обиделись на меня, видеть не хотят.

Разговор врачей слышал, случайно, когда покурить в туалет кое-как дополз. Это называется "операция отчаяния" – чтобы потом сказать, мол, мы сделали всё, что могли.

Рак у меня, в последней стадии. Допился, догулялся, елда-монда. Ну, что сказать, весёлую жизнь прожил. Разве что, ухожу рановато.