— Я так счастлива, так счастлива! Это лучший день в моей жизни, лучший, самый лучший, тетушка! Вы ангел, тетушка, вы святая, тетушка, я вас так люблю, тетушка, я и не знала, что можно так любить!
В глазах Эрмеры были благодарные слезы, но она сдерживала их, в груди Эрмеры было желание обнять это наивное существо и никогда не отпускать, но и это она победила; отобрав свои руки, она предложила Сэрие опробовать черный кофе, такой же черный, каким по легенде было сердце Алмазной Княгини, и очень долго хохотала от того, какое забавное личико Сэрие состроила, поразившись горечи.
Сэрие смеялась вместе с ней, хотя знала, что смеются над нею.
— Виконт мне сказал, что я — самое прекрасное творение Горви, что он видел в своей жизни.
— Тот самый виконт, что едва не убил тебя за десять корс и кочан капусты!
— Между нами говоря, тетушка: в кочан я припрятала еще пять корс…
— Талантливая воровка!
— Ах, тетушка! Вы разве не знаете? Воров есть лишь два вида: плохие и непойманные…
Мужчины останавливались у их столика, спрашивали имя прекрасной незнакомки, и каждому Сэрие предлагала угадать. Глядя на розы в ее прическе, они наивно отвечали, что ее зовут Роза, Розочка, Розия, Розиала, и все были осмеяны легкомысленной красавицей, но утешены тем, что теперь ее истинное имя было им известно. Эрмера потешалась вместе с ней и с удовольствием всем рассказывала, что это — дочь ее старшей сестры, и что сама сестра живет в деревне, откуда госпожа Эрмера родом, а девочку отправили в Хрустальную, чтобы вывести в общество; и общество было на полном серьезе готово закидать эту безымянную сестру благодарностями.
— Знаешь, как бы я назвала тебя? — спросила Эрмера, когда кофе был почти испит, а в воздухе повис сладкий полог наступающего вечера.
— Как же тетушка?
— Иерихонская Роза!
— Что это, тетушка?
— Это растение из пустыни, я видела такое, когда путешествовала. Оно похоже на комок сухой травы, мерзкий и гадкий с виду. Но если опустить его корешками в воду, то через несколько часов оно зацветет, зазеленеет, распустится, короче, оживет, и из уродливого перекати-поля станет прекрасным цветком!
— Тогда я понимаю, почему вы бы назвали меня так, тетушка.
— В самом деле?
— О! Но настоящая Роза здесь вы, моя милая покровительница. Нужно пробраться через шипы, чтобы увидеть прекрасное…
Эрмера обиделась бы на эту лесть, если бы не видела, что девочка совершенно искренна в своих словах.
Вечер настал мягко, незаметно, и голубое высокое небо зарозовело; Эрмера отвела Сэрие домой, где служанки переодели ее в настоящее бальное платье, усыпанное бриллиантами, как и полагается племяннице Алмазной КнягинИ, но Эрмера, взглянув на это, маникюрными ножницами срезала все камни — они были красавице ни к чему. Луна, видя, что ей нет смысла тягаться с красотой Сэрие, не стала являть свой белый лик на ночном небе, и ни одна звезда не мерцала на небесном куполе в эту ночь. Сэрие была сама не своя от переживаний, тысячу раз поправляла платье, сто тысяч раз поправляла прическу, и все спрашивала и спрашивала у Эрмеры, как ей вести себя перед графом, как ей с ним говорить, как разговаривать с гостями, а Эрмера умоляла ее не волноваться, быть собой, не волноваться, улыбаться, не волноваться, держать выше подбородок, не волноваться…
