Но сперва девочку должен увидеть свет, а она должна понять, что сказка не вечна.
— Будь очень осторожна, — учила Эрмера, пока служанки укладывали золотые локоны Сэрие, — никогда ни с кем никуда не ходи, и не оставайся наедине! Особенно избегай мужчин, особенно симпатичных, нет ничего хуже красавцев…
— А как же Эстели, тетушка?
— Эстели — редкое исключение, подтверждающее правило.
— Как скажете, тетушка…
Эрмера подошла к зеркалу и взяла в руки позолоченный флакон помады.
— Никогда не говори о себе правду, и сама ни единому слову не верь! Не верь признаниям, не верь комплиментам. Там вокруг только ложь, только ложь, гордыня и презрение…
— Зачем тогда мы идем туда, тетушка Эрма?
Эрмера нервно стерла помаду с губ платком и улыбнулась сочувственно:
— Потому что там все приличные люди, дитя.
— Что же это за приличные люди, если им нельзя верить?
— Мудрость приходит со временем, дитя.
— Тогда я не хочу такой мудрости!
Она хотела вырвать из своих золотых волос розовые шелковые розы, подняла для этого изящную руку с невинными сияющими кольцами, но столкнулась взором со своим отражением и не смогла, не смогла разрушить этот образ, очарованная сама же собою. Служанки перешептывались и восхищались своей работой, а Эрмера наблюдала за ней со снисхождением и любовью, и только перебирала в голове все бриллианты из своей коллекции, ища тот, что мог бы подчеркнуть белоснежную лилейную грудь. Когда Сэрие, в своем простом обеденном платье из голубого шелка и воздушного кружева, вышла из дома, то само Солнце, игравшее лучами в стеклянных дворцах Хрустальной, засмущалось и скрылось за облаками, зная, что новое, более яркое светило почтило своим присутствием этот мир. Люди останавливались на улицах, чтобы поглядеть на Сэрие, розы в ее волосах, казалось, ожили и зацвели. Люди кланялись Эрмере и спрашивали, кто ее невероятная спутница, а, услышав, что племянница, изо всех сил старались сдержать сарказм, рвущийся наружу.
Да, они были не похожи, совсем не похожи, и сколь прекрасна была Сэрие, столь отвратительна лицом была Эрмера, сколь изящно лежал крохотный бриллиант на нежном декольте Сэрие, столь нелепо выглядела гроздь алмазов на плечах Эрмеры. Но разве же, разве же было им двоим до этого дело? Разве могла Эрмера думать о своем уродстве, разве могла Сэрие думать о своей красоте? Они видели лишь друг друга, и весь мир, казалось, существовал только для них, только для того, чтобы им было куда пойти, кому представить друг друга. Каждая из них больше всего на свете хотела, чтобы вторая нашла свое счастье, чтобы улыбка никогда не сходила с ее лица, и когда, отбросив шали на узочатые круглые спинки неудобных стульев, они присели на веранду летнего кафе, Сэрие схватила Эрмеру за руки, расцеловала горячо ее пальцы, ее широкие запястья, кружево ее рукавов, и прошептало, дрожа всем цветущим телом, словно садовая роза на ветру:
