— О, да, особняк! Да будет тебе известно, крошка Сэрие, что моя семья живет в Хрустальной еще с самых-пресамых незапамятных времен, еще когда птицы были размером со слонов…
Эрмера улыбнулась и, извинившись, оставила их наедине, но двое были так поглощены разговором, что и не заметили ее исчезновения. Она успела дать пару танцев, перекусить, прогуляться по веранде, укрытой ночным покрывалом, и вернуться в зал, а эти двое все не могли друг от друга оторваться. Не замечая Эрмеры, Эстели предложил Сэрие танец, и та с радостью приняла его предложение, взяла его за руку, и они закружились на выцветшем ковре, прекрасные, молодые, словно мраморные статуи, ожившие по воле Горви. Эрмера наблюдала за ними с улыбкой, и на сердце у нее было тепло. Не было для нее большего счастья, чем видеть радость и удовольствие в их глазах, не было большего удовольствия, чем видеть, как они улыбаются, и, стоя в полутемной нише, наблюдая за ними, она представляла, как через много лет Эстели будет так же танцевать с их дочерью на ее первом балу, как он будет с обожанием глядеть в ее глаза, а она будет немного неловко переступать ножками в алых бальных туфельках, краснеть, улыбаться, задыхаться от восторга и счастья… Ах, какая приятная греза, какая сладкая мечта! Скоро, очень скоро она, Эрмера, нарядится в подвенечное платье, встретит его, Эстели, в белоснежном уборе, и он обнимет ее широкий пояс своими сильными изящными руками, и он поцелует ее тоненькие губы, и его поцелуй будет таким же теплым и сладким, как и его обожающий взгляд!
И он возьмет ее под руку и поведет в центр комнаты, и закружит, как кружит сейчас Сэрие, а сама Сэрие, в каком-нибудь неподдельно-очаровательном платьице, будет стоять в сторонке и плакать от счастья, рыдать от счастья за тетушку Эрму и за графа Эстели, и сколько счастья, сколько радости после того прекрасного дня поселится в их доме! Ах, хорошо, как же хорошо…
Всю дорогу домой Сэрие спала на ее плече, словно младенец, а когда Эрмера, обняв ее под мышками, вела питомицу домой, та прижималась мокрым лбом к ее шее и беспорядочно шептала слова благодарности, признательности, любви… Эрмера думала, что она грезит наяву и шепчет это какому-нибудь молодому юноше с бала, но Сэрие совершенно точно знала, где она и с кем говорит.
Уже следующим утром Эрмера начала подготовку к свадьбе и была полностью ею поглощена. С Сэрие они посетили лучших торговцев тканью в Хрустальной и выбрали самый лучший отрез для подвенечного платья, затем перекусили миндальным печеньем и фруктовым чаем в ароматном кафе, спрятанном от чужих глаз, затем прошлись по всем пристойным ювелирам, выбирая подвески и браслеты, и Эрмера щедро осыпала Сэрие подарками, а та щедро краснела и уверяла, что ей все это не нужно, совершенно, абсолютно точно не нужно, и что же, зачем же это, ведь все то, что она может желать, у нее уже есть, и это, естественно, сама тетушка Эрма, и разве можно хотеть что-то еще?
