Морпехи попали в чрево мертвого чудовища, которое даже после смерти продолжало испытывать голод. Переступая через тела чурбанов, отряд вдруг наткнулся на червоточину, масштаб которой мозг Уэйда не мог рассчитать. Факелы были слабы, что искры костра ночью, и они были не в силах осветить и долю размеров ямы. Яма же была желудком Левиафана, в котором медленно переваривались тела морпехов «дельта 1-2», «1-3», и несчастные с «1-1». Сожжённые, застреленные, зарезанные, взорванные. Все бесцеремонно свалены в кучу, брошенные в чрево древнего титана как жертвоприношение. Тела сгрудились в одну зловонную, разлагающуюся гору, Эверест страдания и смерти, достающий до потолка чрева. У Уэйда все затряслось внутри, как при сильном ознобе. Паника стремилась сорваться с его дергающихся, синих губ. Он что-то безмолвно шептал, сам не понимая что. Ему было страшно. Трупный смрад смешался с кислым ароматом химии, врезав по мозгу здоровенной кувалдой так, что хотелось проблеватся. Снять душащий противогаз, отбросить его с отвращением и опустошить желудок. Но остатки разумности не дали Уэйду этого сделать. Понятно теперь, почему гуки особо не трогали их отделение. Они воевали с остальными морпехам, не обращая внимания на какое-то отделение где-то там, в глубине душных тоннелей.
Гранат оставалось мало. Чурбанов настигла мгла возмездия, вывернувшая их лёгкие наизнанку, залив их кровью пещеру. Автоматы, винтовки, ПП сиротливо валялись у их расслабленных смертью рук. Но туман становился менее плотным. Как будто выходишь из моря на берег и воды становится меньше и меньше. Сквозь звон пробилось вьетнамское, взволнованное щебетание. Оранжевые отсветы факелов и свечей, электрическое сияние фонарей достали из каменной тьмы сотню безоружных, раненых, напуганных вьетнамцев. Женщины, дети, инвалиды. Уинтерс медленно окинул их взглядом. Поляк жёг их своей безумной яростью, еле сдерживаясь, чтоб не выпалить из обреза без приказа. Вдруг к их ногам бросилась… девушка! Та самая, ради которой Уэйд предал морскую пехоту. В руках она держала фигурку забинтованного ребенка, на коже которого проявлялись подсохшие корки ожогов. Она нервно взмаливалась к морпехам, ища сияющими от слез глазами Уэйда, но не могла определить его среди жутких, безэмоциональных масок. Капрал взглянул на нее с отвращением и пренебрежением и тихо скомандовал.
– Филипс, включай установку.– Сознание вдруг вернулось к Уэйду, звуки вдруг стали четкими и зрение сбросило с себя серый фильтр. Он вновь ощутил себя в своем теле. Филипс, пошатываясь и смотря на капрала, направился спиной к ящику. Контейнер небрежно упал на камень и Уэйд схватился за винтовку, направив ее на морпеха
