- Я случайно столкнулся с некоторыми его друзьями в таверне, где они скорбели о его грустной судьбе и пили за его здоровье. Когда я сказал, что, может быть, смогу им помочь, - майор раздулся от самодовольства, - они все обратились в слух. Особенно, когда я намекнул, что у вас могут быть, – просто могут быть, обратите внимание – наличные.
- С чего вы решили, что они у меня есть, Дональд? – спросил Джейми, изогнув одну бровь.
МакДональд на мгновение удивился, потом принял знающий вид. Он подмигнул и приложил палец ко рту.
- Я слышу разные сплетни то тут, то там. Например, о том, что у вас есть небольшая заначка драгоценных камней. От дельца из Эдентона, с банком которого вы вели дела.
Мы с Джейми обменялись взглядами.
- Бобби, - произнесла я, и он кивнул, соглашаясь.
- Я могила, - сказал МакДональд, заметив наш обмен взглядами. – Вы можете полагаться на мое молчание. И я сомневаюсь, что это широко известный факт. Но … с другой стороны, бедный человек не станет покупать мушкеты дюжиной, не так ли?
- Почему нет? – ответил Джейми. – Но что касается … Я полагаю сделку можно заключить. Сколько просят друзья печатника, и застрахована ли лавка от пожара?
МакДональду было доверено вести переговоры с друзьями печатника – они были рады избавиться от проблемной собственности, пока какая-нибудь патриотическая душа не сожгла ее дотла – и сделка была заключена в короткое время. Майора срочно отправили вниз продать изумруд, заплатить за лавку, оставить остатки Фергюсу на текущие расходы и как можно быстрее распространить в Нью-Берне слух, что заведение скоро сменит владельца.
- И если кто-нибудь станет спрашивать о политических взглядах нового владельца … - наставлял Джейми, но МакДональд только понимающе кивнул и снова приложил палец ко рту.
Я была уверена, что у Фергюса не было никаких политических взглядов; его верность относилась только к семье и Джейми. Как только сделка была заключена, и начались безумные сборы – их семья должна была отправиться в Нью-Берн как можно скорее, пока зима не наступила по-настоящему – Джейми составил серьезный разговор с Фергюсом.
- Здесь не так как в Эдинбурге. В городе только один печатник, кроме тебя, и как рассказал МакДональд, это пожилой джентльмен, и он очень боится и Комитет, и губернатора, потому не печатает ничего, кроме проповедей и афиш о лошадиных скачках.
- Très bon[1], - Фергюс засиял еще сильнее, если такое было возможно. Он сиял, как китайский фонарик, с тех пор как услышал новость. - У нас будет весь газетный и рекламный бизнес, не говоря уже о печати скандальных пьес и брошюр. Нет ничего лучше для печатного дела, чем смута и волнения. Вы сами знаете, милорд.
