Когда его измученное тело вновь погрузилось в мягкие объятия тюфяка, а священник исчез за дверями трапезной, мальчик поманил к себе Дзиро и, обведя мутным взглядом лицо друга, спросил:
– Откуда ты знал, что нужно делать?
У Дзиро странно дернулось лицо, а затем он судорожными движениями стал срывать бинты, покрывающие правое плечо Таира.
– Смотри. Синяки и кровоподтеки уже сходят на нет. И это при том, что тебя страшно избили. Такие побои могут быть фатальными, но ты практически здоров. Конечно, если не считать пары сломанных ребер и сильного ушиба левой руки. Бьюсь об заклад, боли, мучающие тебя, через пару-тройку дней пройдут. Но самое главное не твоя феноменальная способность к восстановлению, а… – тут он подал знак стоявшему рядом Артемию, и тот, словно вышколенный лакей, подал ему зеркало. – Главное – вот.
В полном недоумении Таир попытался поймать в зеркале отражение своего плеча и – о, ужас! – увидел, что сквозь пурпуровую синеву подкожных кровоизлияний проступают… строчки некоего текста, пока неразборчивого, но явно тяготеющего к иероглифическому письму.
– Я испугался, что, увидев это, ты можешь неадекватно отреагировать, и потому закрыл письмена повязками. Забинтовал, как мумию. Но сейчас это уже не имеет значения.
– Есть ещё? – холодея, спросил Таир.
– Да, на левом плече, на спине и грудине. Все четыре текста составлены на разных языках. В основе, предположительно – арабская вязь, латиница, китайские иероглифы, а также некий незнакомый нам вид письменности, – при этих словах Дзиро тяжело вздохнул. – Вряд ли этому есть какое-то рациональное объяснение.
– Есть, но иррациональное, – забирая у Дзиро зеркало, заявил неслышно вошедший в трапезную священник. – Это – чудеса. Как и те, что творили двое близнецов с витражного диптиха.
