У подножия холма он увидел большой прямоугольник земли, окруженный десятифутовым сетчатым забором, который уже был описан, и внутри этого прямоугольника десятки девочек-подростков бегали взад-вперед, пиная футбольные мячи (не то чтобы он знал, что такое футбол). Здесь был стержневой корень – действительно, самый источник – зудящего возбуждения Толстолоба: запах кисок от всех хорошеньких девушек, бегающих там внизу.
К этому времени среднестатистическому читателю уже не нужно объяснять, что чувства Толстолоба сверхчувствительны. Зрение у него было как у орла, а слух – как у летучей мыши. Но самым чувствительным его чувством было обоняние. Как сотня носов ищеек, сведенных к одному, Толстолоб чуял то, чего больше всего жаждал, за много миль – это верно. Миль. И вот теперь он стоял здесь, не в милях, а всего в нескольких ярдах от шведского стола с ароматом грязной киски. Если бы это было все, что можно унюхать в буфете. Да, сэр, все эти стройные, молодые, атлетически сложенные девичьи ножки, и с каждым шагом из их маленьких белых шортиков вырываются клубы восхитительного аромата киски. Даже простые молекулы запаха прорывались сквозь ткань трусиков и шорт, и можно поспорить, что сверхъестественные обонятельные способности Толстолоба уловили это дерьмо точно так же, как морда питбуля улавливает отдаленный запах грузовика с мясом Мюррея. А Толстолоб? Каждая из этих качающихся, потеющих маленьких кисок внизу была настоящим деликатесом!
Хорошо. Я вижу, что снова затронул еще один не очень важный момент. Мы понимаем, что именно привело его в лихорадочное состояние, и больше не нужно говорить о женском букете. Все эти девушки там, внизу, и вся их любезная мечтательность зажгли фитиль Толстолоба. И теперь он собирался спуститься туда и трахнуть их всех так, чтобы это стало легендой...
««—»»
Именно с непревзойденной виртуозностью Джимми Большой Болт и его напарник Зинго отрезали лицо этой женщине-судье. Джимми орудовал скальпелем Бард-Паркера №23 с мастерством, сравнимым с искусством пластического хирурга (можно поверить, что у него было много опыта), в то время как Зинго осторожно приподнимал кожу, методично отделяемую от черепа несчастной женщины. Последовало довольно кровавое зрелище – и неимоверно шумное. Видите ли, она была не совсем мертва, даже после нескольких серьезных избиений итальянскими маньяками, удаления ушей, пальцев и ногтей на ногах, а также жесточайшего изнасилования и содомии по меньшей мере двадцати раз. Но держу пари, что она быстро завизжала, как только это красивое лицо начало отделяться от черепа.
