Цитадель Гипонерос | страница 68
Он деликатно и ласково положил руку Жеку на волосы.
— Я и не понимал, что ты тоже повзрослел. Пришло время сдержать обещание, данное тебе при нашей первой встрече.
— Посетить индисские анналы? — воскликнул Жек.
Под редкой бородкой Шари появился намек на улыбку.
— Пришла пора посоветоваться с ними. Я полагаю, что ты готов, и что мы слишком долго ждали. В любом случае мы не можем оставаться на Матери-Земли: имперские силы могут объявиться в любой момент.
— Это моя вина! — повинился анжорец. — Скаит-инквизитор в Анжоре влез ко мне голову и…
— Он не влазил к тебе в голову, — прервал Шари. — Этому помешала антра. Он всего лишь подслушал твой разговор с родителями…
Глаза Жека распахнулись от удивления.
— Как… откуда вы знаете, что…?
— Я всю дорогу за тобой приглядывал, Жек Ат-Скин! — ответил Шари, явно довольный получившимся эффектом. — Я вернулся с Эфрена до того, как ты ушел, но не открывался перед тобой, что я тут. Я знал, что ты желал отправиться в полет. А потом — ты так много рассказывал мне о своем родном мире, об Анжоре, и своих родителях, что я умирал от желания с ними познакомиться…
— И вы там были, когда на меня набросились наемники-притивы?
— Следовало рискнуть: если бы тебе не удалось справиться со своей усталостью и эмоциями, то испытания индисскими анналами ты бы тоже не прошел, и никогда бы не стал воителем безмолвия.
— И вы бы не вмешались, если бы меня схватили? — зазвенело изумленное негодование в вопросе Жека.
— В тот момент у меня бы не вышло.
— Почему… почему тогда вы рассердились на меня? — пробормотал анжорец голосом, в котором опять засквозила детская досада.
— В последнее время у меня скопилось столько напряжения, что пришлось выплеснуть злость хоть на кого-нибудь!
Тогда Жек понял, что непосильная ответственность, лежавшая на плечах Шари и запрещавшая ему обнять Оники и Тау Фраима, изнуряла, угнетала его; и потому время от времени махди охватывала неудержимая потребность разделить с кем-то свои собственные страдания, свои сомнения. Уход Шри Лумпы и пленение Найи Фикит оставили его в одиночестве перед лицом блуфа. Он постоянно ходил по лезвию ножа, он был последним, что связывало вселенную и людей, последним язычком костра, который вот-вот грозил погаснуть. Словно коварный ветер, что стремился спихнуть его в реку забвения, наваливалось искушение все бросить, и ему приходилось постоянно его отражать. Любое из его решений, любое из его действий должно было отразиться на будущем человечества; он никак не мог позволить себе поддаться мечтательности, лени или меланхолии, в чем слишком часто себе не отказывал Жек.