— Иди отдыхай, — резко сказал Шари. — Вернемся к разговору завтра.
Жек не заставил его повторять дважды. Он отправился в спальню, полностью одетым рухнул на кровать и проспал единым махом более пятнадцати часов.
Однако гнев Шари все еще не смягчился. Махди дожидался, пока его маленький товарищ не оправится от усталости после путешествия, чтобы его излить. Он ворвался в старый сад у дома, когда Жек только встал и намеревался искупаться в ручье. Махди, раздвинув стену из сорной травы, преградил путь мальчику.
— Не в капризном ребенке нуждается Вселенная, а в бойце! Эта война значит куда больше нас, Жек Ат-Скин, она решает судьбу всего человечества!
Звучный голос махди спугнул стаю воробьев, и те с пронзительным щебетом улетели прочь. В тот момент он напоминал пылающую купину. Не только из его рта и глаз хлынул огонь, но из рук, шевелюры, живота. Впавший в ступор Жек чувствовал, что его вены полнятся расплавленной лавой. Он не пытался отвечать — знал, что это ничего не даст, и, прежде всего, не хотел подстегивать ярость Шари. Более того, даже признавая свою оплошность, глубоко внутри он оставался убежден, что поступил правильно, повинуясь своей интуиции, что это возвращение к родным истокам послужило инициацией, важным шагом развития. Теперь он освободился от груза прошлого, освободился от своего детства, освободился от своих страхов.
— Пришло время объединить наши энергии, а не распылять их! — продолжал неистовствовать Шари. — Как я могу рассчитывать на тебя, если ты делаешь только то, что пожелаешь? Как может на тебя рассчитывать Йелль?
Жек опустил голову и принялся ждать, когда буря утихнет. Ему, впрочем, показалось, что сердился Шари в основном на себя самого, что он винил себя же за собственную медлительность, и что, произнося имя Йелли, имел в виду Оники. В голове у анжорца мелькнули давние воспоминания — картина злящегося па Ат-Скина, и покрасневшие щеки, выпученные глаза и дрожащий от обиды голос отца показались Жеку такими смешными, что он захихикал.
Нелепый смех застал Шари врасплох, он замолчал и смерил Жека взглядом, ошеломленным и одновременно страдальческим. Затем его лицо расслабилось, и он тоже засмеялся.
— Прости меня, Жек Ат-Скин. Я продолжаю обращаться с тобой как с ребенком, а ты уже почти становишься мужчиной. В последнее время я забросил тебя. Мои мысли были не с тобой, они были там, на Эфрене…
Его глаза заволокло туманной дымкой.
— Тау Фраиму сейчас три года, — продолжал он голосом, в котором сквозила печаль. — Они с матерью живут в глубине кораллов. Он не разговаривает, зато общается со змеями. Скаиты усилили наблюдение за островом Пзалион…
