- Граф-графом, а макака-макакой, да уж так жизнь устроена на земле, что такие, как мы с тобой, скорее найдут пристанище под крышей бедняка, чем в горницах у богача.
Йоосеп не стал возражать, он и на своей шкуре уже не раз испытал это. А вот ветер, по его мнению, не так уж и силен, как раз впору. Правда, если смотреть отсюда, через Валмескую бухту, море сплошь покрыто белыми полосами, - да разве много сыщется в здешнем краю безветренных дней? Почти весь год гудение и вой. Без ветра стоящая рыба и не войдет сверху, из открытого моря, в рууснаский залив, будь то окуни весной или сиги студеною осенью.
- Кто его знает, откуда он приходит?
- Кто?
- Да ветер.
- Ну, летит себе морем из Швеции или откуда-нибудь подальше, с аглицкой земли.
- От буров?
- От англичан до буров неблизкая дорога. Войны теперь затевают издалека, через полмира друг дружку лупцуют. Вот так же нас взяли и увезли за многие тысячи верст на юг, против турка. Ни ты его, ни он тебя прежде и в глаза не видывали, а вот поди да убивай.
- Но ведь буры здорово разъярились на англичан. Вот как этот генерал Дсевет.
- Буры - особь статья, на них англичанин больно насел. А мне от турок что? Ни холодно, ни жарко не было. Правда, поп здорово выкатывал глазища, размахивал крестом и старался распалить гнев на турок за то, видишь ли, что они веруют в полумесяц и жен держат много. Только я мало что в толк взял из его проповеди: в одно ухо вошло, из другого вышло. Пусть веруют в полумесяц или в дохлую треску, - чем икона лучше полумесяца? Одна чепуха все.
- А все же воевал, хоть и без злости?
- Воевал, пока без глаз не остался. А приказали бы, так и дальше, слепым, еще палил бы. Куда ж ты, душа, денешься! Не станешь стрелять - сам гостинца свинцового получишь, спереди от турок, а сзади от своего же генерала, только заартачься!
- За это ты и получил медаль на грудь?
- На бумаге значится - за храбрость. А по-моему, вся моя храбрость только в том и была, что ротного боялся. В нашей роте, видишь, парня из Хийюмаа расстреляли, уж больно ленив он был убивать. Ну, я и старался палить - аж ружье раскалялось, - пока самому в рожу не угодили, - сказал Каарли и провел ладонью по своей «медали» - шраму от осколка, рассекшего щеку от глаза до щетинистой бороды.
Йоосепу вдруг захотелось поозоровать со стариком, и он спросил:
- А какую медаль ты получил за то, что в бане царя парил?
- Поди попарь, тогда увидишь, что за это положено! - отрезал старик.
