«Комната номер тринадцать… комната номер тринадцать, - вертелось у него в голове, и никакая сила не могла сдвинуть его дальше этой мысли. - Была бы хоть комната номер двенадцать, полная дюжина, или комната номер четырнадцать, семь и семь - две счастливые цифры, - так нет же, как назло, комната номер тринадцать!»
Тийт Раутсик свято веровал в бога и его единородного сына Иисуса Христа, который воскресил дочь Иаира, излечил многих увечных и, как верил Тийт, остановил в свое время и его болезнь, собрав все его немощи в горб и оставив здоровыми все конечности, и до сих пор так щедро помогал ему в жизни, что у Тийта Раутсика была работа и квартира, свой не самый последний достаток и дочь Лонни, самое дорогое существо на свете. Лонни была здорова, Лонни была красива, Лонни была как бы всем тем, чем сам Тийт никогда не был и не мог быть. О Лоннином счастье Тийт каждый вечер втихомолку перед сном молился своему богу, из-за Лонни Тийт часто горбился до полуночи над старыми туфлями какой-нибудь прачки или горничной, чтобы к скудному заработку дворника прибавить еще что-нибудь на приданое Лонни. Да, Тийт Раутсик верил в бога, который в своем бесконечном милосердии и благоволении позволил от увечной, изможденной болезнью плоти Тийта родиться такой красивой дочери и, таким образом, в лице Лонни дал ему самому новый, светлый образ. Но Тийт Раутсик верил не только в бога, а и в черта, от которого проистекали все несчастья и зло в мире. Особенный страх испытывал он перед чертовой дюжиной, перед номером тринадцатым. Безразлично, был ли это номер дома или квартиры или тринадцатое число любого месяца, мимо всего этого Тийт старался прокрасться тайком, незаметно, потихонечку. Как-то ему предложили на улице Сюстику, 13, заманчивое место дворника с просторной квартирой, но само собой разумеется, что он от этого места отказался. И вдруг - в жандармское управление, в комнату номер тринадцать!
Так как Лонни сегодня рано вернулась и, против обыкновения, оставалась дома, Тийту трудно было придумать какую-либо правдоподобную ложь для такого позднего ухода. В конце концов после ужина ему ничего другого не оставалось, как завернуть туфли Иды Лакеберг в номер «Ристирахва пюхапяэвалехт»[21], молча, не проронив ни слова, надеть фуражку и выйти из дому.
- Куда ты на ночь глядя с этими туфлями идешь? - спросила Лонни.
Тийта на миг пронял страх, что дочь последует за ним, и, чтобы запутать следы, он быстро свернул в боковую уличку.
