— Мне виниться не в чем! — угрюмо буркнул Былин, прикрывая лицо руками.
— Сейчас вспомнишь! — воскликнул Бунаков, схватил лежавшее у печи толстое полено и шагнул к Былину. Неожиданно между ними встал человек в черной рясе. Это был поп Меркурий, духовник Бунакова.
— Тут вам не пытошная, а трапезная церковная! Грех — ее кровью осквернять!
— Ты гляди, мы можем и тебя на козле растянуть! — крикнул Васька Мухосран.
— Я против мира не пойду, но трапезную осквернять не дам! Говорите сколь угодно, но без крови!
— Тащите его на площадь! — приказал Бунаков, кивнув на Былина. — Кнут правду сыщет!
А миру на площади заметно поприбавилось, были не только казаки, но и посадские да слободские мужики подъехали верхоконь. Увидев вышедших на крыльцо трапезной, толпа заволновалась.
Бунаков поднял руку:
— Казаки! Братцы! Сей вор, — указал он на Ваську Былина, — будучи в совете с воеводой-изменником Осипом, ложно вписал в их челобитную, будто я хочу в Сибири Дон завести и в том не винится, хотя иные заединщики и советники его в том повинились…
— Вор! Против мира идешь!.. В Ушайку их всех побросать!
— Мы пошлем государю нашу челобитную от всего мира и повинную челобитную сих воров государю, дабы явно было, где правда… Посему вора Былина на правеж!
— Верно, верно! Пусть кнута отведает!
Былина растянули на козле, и Васька Мухосран хлестанул его кнутом.
— Винись, что ложную челобитную на Плещеева написал!
Былин поначалу злобно щерился, но после полусотни ударов, морщась от боли, закричал:
— Напишу повинную!..
Его вернули в трапезную, дали перо и бумагу, но тот замотал головой:
— Не смогу писать сам, руки трясутся…
Бунаков кивнул Тихону Хромому, и тот, обмакнув перо в чернильницу, приготовился писать.
— Жалобу на Гришку Плещеева писал я по приказу многих градских людей в обидах на него, дворян и детей боярских… Его воровство подлинно ведомо всем. А винюсь в том, что по велению воеводы Осипа Ивановича в ту бумагу внес иных людей, противных ему, воеводе… — сказал Васька Былин.
— Тихон, записывай!
Подьячий заскрипел пером, то и дело обращая взор на Ваську Былина: «…и я, Васка, написал под ево, Григорьеву, статью в воровстве ж сына боярского Федора Пущина да Василья Ергольского, да Михаила Ероцково…»
Былин замолчал, промокая рукавом кафтана разбитые губы.
— Кого еще внес? Говори, говори… — подогнал его Тихон.
— Пятидесятника Ивашку Володимерца да десятника Прошку Аргунова, Ваську и Данилку Мухосранов-Сапожников, Богдашку Паламошного да Фильку Едловского, Кузьму Чурилу да Андрюшку Щербака да иных многих градских людей!..
