— Отец, ты пошто весь мокрый, будто из мыльни? Выпей квасу…
Борис Исакович ничего не ответил, залпом выпил ковш квасу и присел за стол, на котором кусками был нарезан пирог с нельмой.
— Борис, знатно Лучку с Петрушей поучили!.. Сказывают, два дня лежат под бараньей шкурой… Петрушка-то предсмертное соборование и причащение от попа Сидора принял…. Будут знать, как против нас идти! — сказал Вяземский. — Хотя Петрушка горододел добрый, подохнет — строение нового острога сильно задлится…
«Задлится… Государь озлится!.. озлится… озлится» — зазвучал в голове чей-то противный голос.
Патрикеев перекрестился и пошел в спальню переодеваться.
Вдруг почувствовал, как засвербило вокруг пупка, и от него по телу стал расходиться недобрый холод. Борис Исакович потер под рубашкой ладонью и со страхом обнаружил, будто провел по пустому месту. С удивлением глянул на ладонь, пальцы тряслись, как после большого перепою.
Стукнул кулаками по коленям и облегченно вздохнул: наваждение ушло.
Он оделся и вышел во двор. Велел холопу Гришке Артамонову полить воды из кувшина, умылся и вернулся в горницу. Сел за стол взял кусок пирога.
— Эх, не зря ли мы, Алёна, с Гришкой Подрезом связались? — задумчиво сказал он вдруг. — Как бы опалы от государя не заслужить….
Жена удивленно переглянулась с Михаилом.
— Мы не с Гришкой, мы со всем городом и Ильей Бунаковым! — сказал Вяземский. — С ними и надо быть….
— Ты, шурин, самоходом в Сибири, а я, как и князь Осип, государем поставлен, с меня и спрос будет!
— Осип зажрался: с табашного торгу в Енисейске и Красноярском городе нас с тобой сбил, тут винокурение наше прибрать хочет… С ним дел не сделать!..
— С кем мне дела делать, сам знаю! — злобно крикнул Борис Исакович, швырнул остатки пирога на стол, так, что кусочки рыбы брызнули во все стороны, и выбежал на крыльцо. Крикнул Артамонову, чтобы седлал лошадь, и оперся на перила.
Артамонов подвел лошадь к ступенькам, с которых обычно дьяк садился в седло. Но тот по-прежнему стоял, опершись на перила.
— Борис Исакович, готово!
Хозяин молчал, устремив недвижный взор в землю.
Артамонов поднялся на крыльцо, тронул Бориса Исаковича за локоть, но тот не обернулся, стоял оцепеневший. Артамонов вбежал в дом, испуганно закричал:
— Алёна Иванова, Михаил Иванович, там хозяин… будто не в себе!
Все выбежали на крыльцо.
— Борис, что с тобой? — тряхнул Вяземский Патрикеева за плечи. Но тот не пошевелился, будто окаменел.
Вяземский попытался разжать побелевшие пальцы, но не смог.
