Главные бунтовщики и пострадавшие названы, но казалось, чего-то не хватает. Не сказано о главных поноровщиках, воровском воеводе Бунакове и Патрикееве, изменивших крестному целованию! Ничего, об изменниках еще напишется!.. О государевом слове и деле Чебучакова напишется же, которое Бунаков не принял и объявил враками… К сей челобитной приложена будет и копия с жалобы томских жителей на Гришку Подреза. Благо, что жалоба сия была в бумагах, кои забрал из съезжей избы вместе с печатью.
После обеда Щербатый кликнул к себе верных своих холопов Проньку Федорова, Вторушку Мяснихина и Прокопия Андреева.
— Надлежит вам доставить отписку мою и челобитные об измене и бунте в городе воеводам Салтыкову и Гагарину в Тобольск и государю в Москву!.. Уйдете неприметно тайным ходом ночью. Проезжую грамоту с городской печатью возьмете…
— За городом поймать могут! Сказывают, Бунаков на заставах велел, коли не будет проезжей грамоты с таможенной печатью либо с его перстня печатью, хватать и приводить в съезжую избу… — сказал Мяснихин.
— А где те Ильины заставы?
— Говорят, в десяти верстах, в деревне Вешняковке, казака Вешняка Егупова, в двадцати верстах у Иштани на устье Томи-реки, да у князцов остяцких Мурзы и Тондура… Да конные заставы по дорогам ездят…
— Заставы обходите… А ежели вдруг поймают, вам беды не будет! Шлитесь на меня, мол, мы люди подневольные, воевода приказал, куда деваться!
— Вторушка и Прокопий, пойдете в Тобольск. Как бумаги отдадите, возвращайтесь обратно… Ты, Пронька, езжай в Москву! Федька Пущин пошел за Камень верхним путем через Собскую заставу, а ты пробирайся через Тару и Тобольск на Верхотурскую заставу. Бог даст, и опередишь его!.. Деньги в дорогу дам немалые!.. Дело сделаете, я в долгу не останусь!..
Дьяка Бориса Патрикеева в последнее время одолевала бессонница. Засыпал под утро, а просыпался близко к полудню. В этот раз проснулся в холодном поту. Приснилось, будто попал он на Верх к самому государю. Упал перед ним на колени, ждет государева слова, а государь молчит, лишь с печальной укоризной смотрит на него. А рядом с троном стоит князь Щербатый, ухмыляется и пальцем на дьяка показывает. И, не в силах взгляд государя вынести, хотел он встать и уйти, но будто окаменел — пальцем не пошевелить… Непонятно откуда накативший ужас сковал тело. А Щербатый захохотал во всё горло, и от хохота этого дьяк проснулся. Пуховая подушка была мокрой.
Тяжело ступая, Патрикеев в исподнем вышел в горницу, где за столом сидели жена Алёна Ивановна с братом своим, князем Михаилом Вяземским, который громко над чем-то смеялся. Увидев его, они переглянулись, а жена спросила:
