Царская доля | страница 49
Ступать в парчовых одеяниях, чувствуя нешуточную тяжесть от поддетого под них индуского булатного панциря, то еще занятие выходило, не для слабонервных. Зато скрытый «бронежилет» спокойно держал удар «холодняка», и надежно останавливал свинцовую пулю — провели испытания на рынде, что с рад согласился на эксперимент. Несмотря на поддетый под чудо многовековой давности поддоспешник, синяки достались приличные, а выстрел из фузеи ребро сломал телохранителю — но тот был доволен, что пострадал за царя-батюшку.
Четверо стольников постоянно находились рядом с ним — двое поддерживали шествующего царя, а пара находилась на подхвате. А еще полсотни рынд в белых одеяниях, только не с дурацкими топориками, а вооруженные саблями и пистолетами. Полевую ставку охраняли две роты «надворной пехоты», остальные шесть несли службу на кремлевских стенах. А карету теперь сопровождали три конных эскадрона.
Первый из московских «жильцов», облаченных на манер польских «крылатых гусар», а второй лейб-казацкий, из двух сотен слободских черкес в нарядных красных кунтушах. Обмундирование и вооружение в копеечку не встало — оказалось, что в арсенале этого добра с избытком припасено, еще со времен царствовавших деда и прадеда. Кафтаны, правда, новые пошили, из бархата, зато золотые и серебряные витые шнуры и галуны с польской одежды, которую моль проела, сняли — вполне себе сохранились, даже пресловутые «крысы» в лице вороватых подьячих и приказных чернильных душ, их по своим «норам» не растаскали.
Третий эскадрон Алексей мысленно окрестил «красноармейским» — но только не в гимнастерках на манер 1-й Конной армии, а в отличного сукна кафтанах, щедро вышитых серебряной нитью. И «разговоры» на груди у них шли сплошной «поленницей» из яркого бархата. Вот только последний прикрывал панцирные пластины, что выполняли роль доспеха. Да и в «буденовках» были стальные вставки, и на плечах тоже — неплохая защита от рубящих ударов. Так что теперь охраны была серьезной — драгунский полк разметают схода, порвут как знаменитый Тузик грелку.
— Охолонь тебе говорю, охолонь, — Алексей потрепал по гриве Сивко — сотник Меркулович как-то смог уговорить собственного коня продолжать служить молодому царю. Вот только специально назначенным для его ухода конюхам уже доставалось не раз — то ли за воровство овса, либо за дурной уход, а может и за слова оскорбительные, но двое из них были покусаны изрядно, а третий получил нокаутирующий удар передним копытом по лицу, что превратил смазливого парня в уродца.