— С чего ты венчаться-то надумал? — не удержалась и совсем серьезно спросила Евдокия.
— Обет дал в Торопце, коли вырвемся — венчанной женой тебя сделаю. «Выходит, этот князь недобрый мне помог».
— Ну, вот и обитель — мужской Спасо-Преображенский монастырь, — указал Юрий на крепкие стены.
— А женский где ж?
— В Суздали, — подмигнул ей Юрий — В Ярославле пока нет.
— Беги в лес! — внезапно заорал Юрий, сунул ей что-то в руку и толкнул с дороги. — Беги! Беги! — летело в спину.
И Дуня побежала, полетела на пролом, врубаясь в промерзший подлесок, закрывая лицо от мелькающих веток. Откуда-то сзади уже доносился шум битвы. Там гибнет муж, сердце рвется назад к нему, но нельзя, он велел бежать, нужно спасать их дитя и это, она посмотрела в зажатую ладонь — пояс для князя. Сбоку раздался хруст, Евдокия, не оглядываясь, метнулась в другую сторону. Снег крупными хлопьями падал на голову и плечи — это божий подарок, он укроет следы беглянки, надо только оторваться, надо не подвести любимого. И она бежала, и бежала, не разбирая дороги…
А ведь ни что не предвещало беды. Они выехали из Ярославля поутру. Юрий напрасно просил воев в сопровождение, ярославские подняли его на смех, мол, что боишься, телегу старую выкрадут, тати в окрестности давно не появлялись, дорога спокойная. Ростовский кметь не мог выложить правду насмешникам и ушел ни с чем.
День был пасмурным и наводил сонливость, легкий снежок грозил перейти в густую метель, звенящая тишина давила на уши. Вои маялись от свадебного похмелья. Прокопий беспрестанно сетовал на снегопад, ворчал, что не поменяли у телеги колеса на полозья. Юрий приучал к себе молодую кобылу, норовившую взбрыкнуть.
— Строптивая, как ты, — подмигнул он Евдокии, взгляд его скользнул куда-то мимо ее плеча… И тут он резко спешился, рывком стащил Дуню с телеги и заорал: «Беги!»
Что он увидел? Как почувствовал? Все теперь неважно. Она одна в глухом лесу, а он умирает. От этой мысли хотелось выть в голос.
Наконец она остановилась, задыхаясь, прислонилась к шершавой ели, прислушалась. Погони не было, только снег и тишина. Дуня дала волю слезам. «Господи, сделай, чтобы он остался жив. Сделай, чтобы он остался жив!» «Иди, — шепнул ей голос Юрия, — в Рос
Юрия, — в Ростов иди».
— В какой стороне Ростов? — сказала она сама себе, вытирая мокрые щеки. Ехали они на полудень, слегка забирая на закат[68], а рванула она на восход, но, чтобы уйти от погони, все время меняла направление. Куда же теперь? Мох на стволах позволил определить север-юг. «На полудень пойду, пока не стемнеет, а как расцветет, в десную строну сильней заворачивать стану».
