— Воля твоя, прикажешь, так и забуду, — пожал плечами Юрий.
Не этого ответа затаенно ждала Евдокия: «Не люба я ему, коли б любил, так бы не сказал. Потешился, да и все».
— Ты через год, нет лучше через два… в общем, я сама к тебе весточку подам — когда, пришли ко мне кого, лучше холопку какую, я тебе подарок передам.
Евдокия занервничала, вдруг догадается, всегда ведь чуял.
— То забудь, то за подарком пришли, — проворчал Юрий. — Рубаху мне вышьешь? Так у меня еще та в коробе лежит, по праздникам в церковь надеваю.
— Ну, не хочешь, так и не посылай, — вконец обиделась Дуня, высвобождаясь из его объятий.
— Давай так, — Юрко сел, зашарив среди сваленной на угол одежды. — Ты мой подарок берешь, а я твой через год, ну или когда там.
Он достал какой-то сверточек.
— Вот, — развернул он. — Это пояс взамен ведовского, завтра оденешь.
В темноте ничего не было видно, Дуняша на ощупь потрогала тканый узор.
— Дорогой? — спросила она с подозрением. — Говорила же, что не надо.
— Я твой беру, ты мой завтра одеваешь. Ну, согласна?
— Мне в монастыре зачем? — попыталась отбрыкнуться Евдокия.
— Под покровом своим нищую не поведу. Меня здесь знают.
— Ладно возьму, — согласилась упрямица.
— Так целуй за подарочек… Жарче целуй, а то еще что-нибудь подарю… Уже лучше… Я тебя тоже сразу за подарок расцелую.
— Я же тебе еще ничего не подарила.
— Так наверняка что-нибудь хорошее да дорогое. Уж сейчас расстараться мне надобно.
«Не догадался. Вот и ладно». Дуня таяла, подставляя лицо поцелуям.
Утро встретило Евдокию ярким солнцем. Оно ломилось в узкое окошечко, заливая мрачную горницу весёлым светом. Юрия рядом не было, он ушел мягко по-кошачьи, неслышно притворив за собой дверь. На столе все еще лежали маленькие яблочки и расшитый аксамитовый пояс. Среди сплетения разноцветных нитей сверкала тонкая золотая тесьма. Для княгини может и скромно, но боярыня какая уж точно бы не побрезговала подпоясать стан. Дуне всегда была интересна работа других мастериц, она внимательно, поднеся кушак к окошечку, рассматривала ярославский узор. «И так нужно научиться. Ох, да что же это я стою?! Собираться нужно! Не думать сейчас ни о чем, просто собираться».
И вот Евдокия сходит с крыльца: хитро подлатанный повой (и не скажешь, что был пробит), лисья душегреечка, за распахнутым воротом видны лазоревые бусы, ниже колен спускаются концы дорогого пояса. Дуне было неловко от того, как нарядил ее Юрий, будто не в монастырь, а на разгульный пир пойдут они сейчас, но перечить ему она не хотела, обидится да не пошлет в срок за «подарочком».
