— Дед Степан, проснись! Аракан! — окликнул Митрича Бурмакин. — Ваньча, гляди: ударять волной под весло будет — держи крепко, пережди, пока прокатится, а потом пуще подгребайся.
— Господи Иисусе! Помоги пройти благополучно, — пробормотал Митрич, распластавшись, как лягушка, животом вниз, на брезентах. — Ссадил бы ты меня на берег, Павел, легше было бы в лодке.
— Лежи, — сказал Бурмакин, привстав на корме и разглядывая ход матеры, — только не дрыгайся. Аракан порог не сердитый.
Нос у лодки поднялся на гребне волны и гулко хлопнул по воде, опустившись вниз. Отсвечивая радугой, в стороны разлетелись яркие брызги.
— Греби! — крикнул Бурмакин.
Ваня натужился. Лодка заплясала на гребне и скользнула под вал. Верхушка волны сломилась и упала в лодку. Митрич с криком вскочил на колени.
— Господи, сохрани… Тонем!
Лодка наклонилась сильнее, вал хлестнул через борт.
— Ложись! — в исступлении заорал Бурмакин, выбиваясь из матёры в затон, в подпорожье. — Дьявол… Было утопил..
Ваня, сложив весла, дрожащими от усталости и испуга руками вытирал горячий пот.
— Есть охота, — сказал он, просительно вглядываясь в суровое лицо Бурмакина, — давай отаборимся, Павел.
— Давай, — согласился Павел. — Промялись здорово. Эвон к той россыпи подчалим. Отдохнем на пригреве.
Забыв недавний страх, Митрич сидел у костра, подкидывая тонкие сучья под котелок. Желтые полоски пламени прыгали вокруг закопченного дна. Запах похлебки приятно щекотал в носу.
— Молодец, Павлуша, светит месяц, молодец! — лисил Митрич, прищуриваясь на солнце. — Сидели бы мы над Мироном, казнились. А что проку? Нет ничего. А тут помаленьку, помаленьку — и вперед. Хе-хе-хе! Поблазнило мне малость в пороге, будто опрокинулась лодка-то. Господь пронес, слава тебе, слава!
Пепел серыми хлопьями кружился над костром и опускался Митричу на плешину, блестевшую на солнце в кольце кудлатых волос. Опухшие глаза светились радостным и в то же время хитрым огоньком. Приятная истома в натруженных мускулах смягчила настроение Павла. Ваня подставил солнцу оголенную спину.
— И-их! Добро. Будто в бане, — похлопывал он себя ладошками по смуглой коже. — Веничком бы!
— Крапивкой, — поддержал Бурмакин.
— Смейся? Будто сам не хочешь?
— Правду говоришь, — задумался Бурмакин, — попариться бы, ух, как хорошо!
— А вот так, Ванюша, — спросил Митрич, — был бы я или он, — указал на Бурмакина, — колдун великий, чудодей, и сказал бы тебе: пожелай на час все, что хочешь, — без слова предоставим. Чего бы ты захотел?
