По чунским порогам - Сергей Венедиктович Сартаков

ОТ АВТОРА

Эта повесть не выдуманная. Если же в ней и есть крупицы авторского домысла, так только в той необходимой степени, в какой для улучшения вкуса, к примеру, в уху из свежих хариусов кладут соль, перец и лавровый лист. Я сам действительно был участником этого заманчивого и наполненного веселыми приключениями плавания по горным сибирским рекам. И главная прелесть его, по моему мнению, была именно в том, что плавали мы не на теперешних спортивных байдарках и не на моторных лодках, явно располагающих к лени, а в обычных для тех мест и того времени рыбачьих «долбленках» из тополя, без примусов, без термосов и без брезентовых палаток. Лей дождь, вей ветер, жги летнее солнце!

После нас по чунским порогам поплавало, попутешествовало, конечно, немало юношей и девушек. Думаю, что все они вспоминали потом добрым словом эту чудесную реку.

С тех дней, когда по Чуне плавали мы, прошло уже изрядно времени, без малого — пятьдесят лет. Тогда лишь чуть поговаривали о некоей Северо-Сибирской магистрали. А теперь через Чуну, пересекая ее близ деревни Новочунской, по ажурному железному мосту привычно бегут поезда на Ангару, к знаменитой Братской ГЭС, и еще дальше, мимо Богучанской, Усть-Илимской ГЭС, на Лену, и еще дальше… Туда, где совсем скоро сомкнутся стальные пути Байкало-Амурской магистрали (БАМ), спешащие навстречу друг другу от Лены и Тихого океана.

И по реке Тасеевой теперь уже не проплывешь, так сказать, «в одиночестве» — здесь сейчас идет большой сплав леса. К тихому поселку Маклаково проложена от Ачинска железная дорога, он превратился в город Лесосибирск, почти что сросся со старинным Енисейском и сделался гигантским лесоперерабатывающим промышленным центром Сибири.

А в тех колхозах, где мы вручную гребли сено, или самонадеянно выступали в роли просвещенной «городской интеллигенции», или дивовались на только что создаваемые «молоканки», или подсчитывали хозяйственную мощь села, сопоставляя ее с «четвертью лошади» Глеба Успенского, теперь все «в руки свои» взяли машины, и не то что радио бы оставалось там в диковинку, а и цветным телевизором никого не удивишь.

Словом, коротко никак не рассказать о великолепных переменах в жизни тамошних мест. Но эти большие перемены ничуть не отняли у Чуны ее экзотики и красоты, не разрушили романтики и желанности новых путешествий. Все, все по-прежнему найдется на ней: и опасные пороги, и пахнущие горьким дымком ночевки у костров под открытым небом, и белые грибы, и таймени, а скорее, правда, только окуни, и даже медведи, бродящие в малинниках у горных ключей.