— Что же, так они и не встретились?
— Слушайте дальше. Паклин, как ни закуют его, разбивает кандалы и бежит снова. Раз, другой, третий, четвертый… А на каждый побег год да два уходит, не так это просто делается. Словом, прошло еще лет двадцать — двадцать пять, и Паклин из молодого да ладного молодца превратился в бородатого мужичину, с клеймом на лбу, исполосованного рубцами и шрамами. И Марья Непомнящая тоже юность и красоту потеряла. Но честь свою женскую, несмотря ни на что, сохранила и осталась по-прежнему другу своему верна. А Паклин бежал меж тем уже в седьмой раз. В предыдущие побеги обошел он все соседние рудники, все поселения — в этот раз пришел на Акатуй. Как там они встретились, как узнали друг друга — это история особая, но бежали с Акатуйской каторги уже вместе.
— Слава тебе господи! — облегченно воскликнула Анюта. — Как я рада! А я думала, что так они и не встретятся.
— Да, встретились. Только радость-то оказалась недолгая. Беглым каторжникам не все пути открыты, для них одна своя дорога — тайга непроглядная. Заболела на пути Марья Непомнящая. Тяжело заболела. А кругом тайга, тайга, ни души человеческой. Осень глубокая, снег, слякоть, сырость везде. И даже поесть больной, кроме орехов кедровых и брусники, нечего. И не может вовсе идти она. Да и куда идти? Только бы подальше от проклятой каторги! Марье все хуже и хуже становится. Вероятно, воспаление легких схватила в сыром и холодном лесу. И несет ее день, другой и третий, как ребенка, на руках Паклин. Сам отощал, качается от усталости, но силой воли держится. Знает, что подходит к Шиверску. Марья же совсем задыхается. И решил он тогда выйти на тракт, подъехать с попутной подводой и найти для Марьи в городе доктора. Стоит с женщиной на руках, видит — мчится тарантас, парой запряженный. Опустил он Марью на дорогу, сам навстречу пошел. Остановил тарантас, схватился за вожжи — кони пляшут что бешеные — просит седока довезти до города больную жену. «А ты кто такой?» — спрашивает седок. «Я, — говорит Паклин, — беглый каторжник. Вот бежим с женой, да заболела она. Увезите, прошу». — «А ты знаешь, с кем ты разговариваешь? Я купец… (фамилию Паклин не расслышал) и беглым каторжникам не потатчик. Видел это?» Выхватывает из кармана револьвер — и прямо в грудь Паклину. Тот замахнулся рукой, но купец в это время выстрелил…
— Ой! — вскрикнула Анюта.
— Паклин вожжи выпустил, кони рванулись, понеслись… Ну, а когда очнулся Паклин — пуля ему навылет плечо пробила, — купца и след простыл. Подошел к Марье — та лежит мертвая, колесами голова размозжена…
