— Кажи пушнину, покручать стану, — окинул Дэколок через прилавок внесенные турсуки. — Много принес?
— Считай, сам говорить будешь, — обрадовался Рауль.
Дулькумо выложила кучу белок, связанную жилками по десятку.
— Вся хорошая? Смотреть надо?
— Не знай… Гляди.
— Подпаль[52] есть?
— Зимой стрелял, как подпаль попадет?
Дэколок по мездре видел высокое качество пушнины. Вся она чиста, как подкорок свежеосоченной талины, глянцевито желтеет. Дэколок начал десятками отбрасывать шкурки в угол, где уже лежала принятая пушнина.
— Раз, два… Эх, забыл угощать-то. Кури-ка! Русский царь только такой табак курит, да большо-о-ой начальник.
Рауль и Дулькумо припали к четверке, нюхали Осмоловский табак, глядели на золотые надписи и гербы.
— Раз… Ты кури, кури! Ее потчуй… Раз. Два. Ты много добыл, Рауль Комуланович. Мастер стрелять.
— Не знай. Думай сам. Быват — маленько мастер, Сауд тоже маленько мастер.
— Какой Сауд?
— Моя парнюско, — затянулась табаком счастливая Дулькумо.
— Ружье, поди, твоему парнишке надо?
— Вот, вот… Винтопкам надо.
— Есть хор-рошая! Гляди там.
Обрадованная Дулькумо отошла в угол выбирать ружье. Дэколок громко, чтобы слыхали его друзья, досчитал белку.
— Тридцать семь десятков, — сказал он. — Этот десяток надо богу давать. Ладно будет?
— Богу? Пусть, — согласился Рауль и сел на затертый одеждою голый прилавок.
Дулькумо подошла к нему и тихонько сказала:
— Винтовку ты выбирай. Ты мужик. Сколько белки-то насчитали?
Рауль забыл, переспросил Дэколка и сказанное им перевел Дулькумо.
— Я клала сорок пять десятков.
Дулькумо переступила с ноги на ногу. Рауль задумался.
Дэколок не мог соврать, он хорошо и громко считал. Должно быть, Дулькумо немного ошиблась. Да и как пересчитаешь теперь, когда пушнина вся в куче. Положим, об этом можно подумать в чуме. Надо слушать, что говорит Дэколок.
— Белку считали, теперь долг старый морить станем, — сказал он.
Рауль наклонился над исчерченной мудреными знаками страницей. Шевелит губами Дэколок, а сам деревянные бусы по проволочкам так, этак катает. Покатал, сбросил.
— Старый долг морил и на покруту в этом году оставил двести пятьдесят белок. Не хватит, в долг давать буду.
У Рауля от радости вспыхнули щеки. Какой за ним был прошлогодний долг, он не помнит; но помнит, что Дэколок говорил ему про долг. Зачем ему помнить, когда о нем не забудет русский. Что должен, нечему удивляться. Дэколок богаче Рауля, о чем говорить! Другие тоже ему должны.
Дулькумо думала:
