«Неужели счет русских другой?»
— Друг, вино морил? — напомнил Рауль купцу о прошлом веселье.
Он застал Дэколка врасплох.
— Вино?.. Половину морил, половину на свою шею писать буду. Гостил будто. Как друзей не гостить? Куда годно? Пил-то много, да ладно. Все теперь считал. А это — умер будто, — и Дэколок на глазах у Рауля на листе с хитрыми записями поставил жирный крест.
Началась веселая торговля. Дэколок подавал: табак, крестики, гайтаны, пояски для кос, сережки и опять заиграл деревянными бусами на проволочках. Свой товар расценивал наобум — все дороже и дороже. Непогашенной белки на счетах осталось мало. Дэколок перестал считать.
— Теперь какую покруту надо?
— Бисер, — вытянулась через прилавок Дулькумо.
— Ох, бисер-то я и забыл! — спохватился Дэколок. — Бисеру нет, как жить? Эта мера — хватит? — взял он из чашки щепотку.
— Какой, друг, экой? Смеял, да только.
— Больше надо? Жалко, да… Э, черт ее бей! Другу дам, — и Дэколок отчерпал радужной пыли пять деревянных ложек. Сбросил со счетов остаток в тридцать костей, поугрюмел:
— Но, друг, покруту кончили. Белка-то ушла вся. Теперь как?
Рауль поговорил с Дулькумо, и оба повесили головы. Ведь им нужна мука, порох, свинец… И вдруг кончилась белка. Дулькумо хотела выдернуть из турсучка заветную добычу Сауда и дрогнула. Нет, нет! На нем она пока не развяжет ремешка. Дулькумо не знала того, что Дэколок давно придумал, как выманить у ней славную добычу, и пытливо шмыгал глазами по смущенным озадаченным лицам.
— Но, как, наговорились? Чего будем делать?
— Не знай. Думай, как лучше? — положился на друга Рауль. — Долить[53], бывает, станешь?
— А уплатишь потом?
— Платить, как не платить! — оживился Рауль.
Перед ним раскинулась беспредельная тайга, в которой можно будет к весне настрелять много пушнины.
В весеннее таяние снегов начнется любовный гон белки. Это добычливая пора! Рауль ее не пропустит. Дулькумо погонит Топко на охоту, Сауд зарезвится сам. Сколько возможностей вдруг перед ними открылось для погашения полностью долга! Чтобы Дэколок продолжил покруту, Рауль пошел на самое тяжелое:
— Олень один теперь даю.
— Молодого, жирного дашь?
Прерванный торг возобновился. Дэколок отпустил пистоны, порох, свинец, сукно на штаны, отодрал молескину каждого цвета по поларшинной полоске, выбросил шесть кирпичей чаю и подсчитал муку.
— Муку дал. Теперь все, — сурово заявил Дэколок. — Будет. И так, оборони бог, на триста белок долил. Муки давал на семь оленей. Два турсука муки за оленчика дал. В писку эту муку не писал. Сюда клади, друг, нашу говорку
