– Не мне судить олимпийцев, – ответила дочь звезды. Она сняла свой плащ и попыталась укрыть им Геракла. Крошечного отреза ткани хватило лишь на половину спины. – Ты знаешь, Атлас все еще злится.
На губах героя мелькнула тень такой непривычной улыбки. Даже проказливо блеснули глаза.
– Да неужели? Все двести лет?
Гесперида закивала и засмеялась:
– Да, да, ты не поверишь, над ним смеются и отец, и сестры, и всем тем, кто впервые у нас поселяется, он рассказывает историю о вероломном Геракле. Она приходится многим по вкусу.
Воин пожал плечами.
– Он первый меня обманул. Я лишь перехитрил обманщика.
– Перехитрил титана. Вот этого он тебе вовек не забудет.
Тот усмехнулся, но затем вновь помрачнел.
– Каково это, Меропа, как ты считаешь: иметь достаточно силы, чтобы держать небесный свод на плечах наравне с титаном, но не знать, как избавиться от всего лишь горсти плоти, крови и хрупких костей.
Он снова смотрел на голову гидры, и улыбка исчезла с его лица. Взгляд геспериды потух. «Каково это, друг мой, – должно быть хотела ответить она. – Быть могущественней всех смертных просто по праву рождения, иметь силу в своей крови и волшебство, недоступное людям – иметь все это и все равно не быть в силах помочь.»
– Она бессмертна, – Геракл отстранил ее руку. – Только и всего. Как нельзя истребить зло на земле, так нельзя покончить и с ней.
– Не называй ее бессмертной. Бессмертны боги на светлом Олимпе. Я, мой отец, мои сестры, старый, грубый, но безвредный Атлас, а она… Не называй ее так, не ставь вровень с нами. Или же нас называй вечно живыми. Мы живем, а она существует. Мы над временем, а она растеклась по всему нему, как яд по воде тонкой пленкой.
Ручьи текли в Лерну, и гидра текла вслед за ними. Ясон отчетливо представил себе эту мерзкую, но простую картину – бледную тихую гидру, тонкой пленкой лежавшую на всей земле и воде, на каждом мятущемся сердце. Он поежился. Грязная туника липла к потной коже, и ему захотелось окунуться в ледяную морскую воду. Когда-то давно Ясон любил рассказы Хирона про «реки времен», теперь же все они оказались безнадежно отравлены. Он вспомнил свой дом в кипарисовых рощах, уроки седого кентавра, его наставления и нудные речи. Тонкой веткой он бездумно нарисовал круг на земле. Тот наконец-то вышел ровным и круглым, как диск солнца на небе. Сложные свитки книжников и сферы небес, они ему не нужны и никого теперь не спасут. Он начертил еще пару, больше и шире, вот здесь Олимп, здесь чудовища и смертные люди, а там дальше, за всеми кругами мира спит Океан, бесконечный и вечный. Он вспомнил слова Меропы и пожалел, что рисует только на плоскости. Реки времен текут по земле, петляют и кружатся, для Олимпа же гора – это лишь стебель, а сам он раскрывается дальше и выше. Он над миром, и там нет болезней, что выпустила из ларца неразумная дева Пандора, и нет смерти, потому что нет времени. Был Кронос-Время, и Зевс его победил, теперь песчинки не сыплются на Олимпе, нет пыли и тлена, и деревья вечно зеленые со времен самой первой весны. Вся вечность теперь в руках олимпийцев, и они могут играть с ней, точно мальчишки с податливой глиной.
