Тут мальчик Сережа пришел в себя и заорал во все горло.
Историю своей жизни дед рассказывал постепенно. Про то, как угостил парня, который решил приударить за его женой, вилами в бок; как пошел по этапу, как началась война и он – уголовник – оказался в штрафной роте; как он в первом бою сдрейфил, не хватило духу схватить и выбросить из блиндажа гранату, и она искромсала пятерых молодых парней, а его даже не царапнуло; как штрафники проводили разведку боем, когда из каждой десятки в живых остался только один; как немец, который уже висел на его штыке, успел полоснуть деда по горлу; как валялся потом в санбате и зверел от клопов и бессилия; про то, как он – сельский механизатор – попал в бронетанковые войска, а когда их командир сгорел под Прохоровкой вместе с танком, получил офицерский чин; как поймали власовцев и вырезали их что скот – по-тихому, чтобы никто не видел; как нашел в немецком окопе альбом с голыми "фрейлейн" и ни разу не смог досмотреть его до конца – так тянуло на женскую плоть, но любил всегда только жену – единственную в мире; как вошли в Германию, где уже весной 45-го подбили их танк, и он – раненный в ногу – так и остался при штабе, а потом стал комендантом маленького городка в Саксонской Швейцарии и полгода жил при коммунизме; как добирался домой на трофейном "Хорьхе", который до сих пор пылился у него в сарае; как встречали героя-орденоносца и посылали учиться, а он не поехал, не захотел оставить жену, зато породил и выучил дочь, вот она-то и стала матерью Сергея.
Дед и после войны характер имел горячий и безудержный. Связываться с ним боялись. Разве что внук.
К старости дед пристрастился читать разные книги – все больше философическую прозу. Мальчик Сережа часто замечал, как старик сидит возле дома, уставясь за реку – на закат – туда, где после дождя вставала над лугом радуга – и думая то ли о тайнах местного мироздания, то ли о сущности уходящей жизни. Люди – даже бабка – были ему тут без надобности. Разве что внук.
"Правильного пути нет в принципе, – всплыли сейчас в памяти слова деда. – Одна вера". А еще – как Сергей подростком уезжал от деда в последний раз. Как тот потрепал внука за вихры и пошел было к дому. А когда внук оглянулся в последний раз, старик так и остался стоять у калитки. Стоял и плакал, пряча лицо в тени забора.
ПРО ЗАНАЧКУ.
Шел 1992. Для тех, кто забыл – эпоха Минфина Павлова, который начал с денежной реформы и кончил ГКЧП. Впрочем, на его отношения с ГКЧП мне плевать. И то, как это ГКЧП теперь расшифровывается – тем более. Я, в основном – по первому вопросу. О том, как человека кинули, а он думал – счастье.
