ПРО ДЕДА,
Дед Сергея по матери умер давно. В этом мире парень не знал других пращуров. Только этого сухого старика с голубыми до белизны холодными глазами. Помнил, как они удили рыбу на рассвете, и над полотном реки в утренней тишине поднималось солнце. Туман таял медленно. Исчезал, возвращая миру краски и влажную магию утренней росы. В омуте у обрыва бурунила крупная рыба. И впереди был еще целый счастливый день – долгий-долгий как сама жизнь.
Помнил, как дед любил сидеть с внуком на завалинке, теребя до боли его вихры.
– Убить человека, внучек, – скрипел старик, – проще, чем высморкаться. Бабка твоя хорошо это знала. Из-за нее я свой первый срок отмотал. – Он пожевал губами и добавил:
– Жизнь прошла зря, – подумал и переставил слова местами. – Зря прошла жизнь… Зря прошла… – внук ничего не понял, но спросил:
– Деда, а расскажи про человека.
– Про кого?
– Ну про того, кого убили.
Дед снова задумался и сказал:
– Быть добрым только для того, чтобы умаслить этот мир? Смешно! И человек здесь ни к чему не нужен… Бабка твоя очень красивая была… Но ее я всегда жалел, потому что любил. А вот их…
Он подхватил одну из разгуливающих возле ног куриц и пристроил ее к колоде. Поднял топор и рубанул почти без замаха. Птичья голова с хрустом отскочила в сторону, а тело выпорхнуло из рук деда и понеслось по двору, ударилось о забор и завалилось на бок, расплескивая кровь и все еще трепыхая крыльями.
Мальчик Сережа был настолько поражен этим зрелищем, что даже позабыл заплакать.
– Не рано, Никифорыч, кур бить начал? – Заглянул во двор сосед – местный бригадир Андрей Платонов.
– Вишь, внук приехал, – скосил на него глаза дед. – Свеженьким угостить, не в городе, чай! – облизнул кровь с лезвия топора. Продолжил. – Как у вас с продовольственной программой? Решаете?
– Программа есть, продовольствия шиш. Правильно говорю. Нет? – съязвил бригадир и решил высказаться. – Рассуди, Никифорыч. Вот ведь во мне лежит огромный заряд жизни, а как почну им палить в наше дело, так кой-что одна малость выходит… Ты стараешься все по-большому, а получается одна мелочь – Сволочь! Ты скот этот напитаешь во как! Я сам силос жую, прежде чем ее угощаю, а отчет мне показывают – по молоку недоборка, а по говядине скотина рость перестала!… На центральном взяли сорок рабочих всякого пола с завода – на выручку. По сговору, – мне два помощника, два умных на глаз мужика досталось. Что ж такое?! Ходят они, бушуют и стараются – я сам на них пот щупал, – а все в бригаде как было плохо, так стало еще хуже… Недосмотрю сам – скотина стоит в траве голодная, а не ест: не поена! А мужики енти аж скачут от ударничества, под ними быки бегом бегут, а куда – неизвестно. Одно слово – пролетарьят. Кликнешь – они назад вернуться, прикажешь – тужатся, проверишь – проку нет. Это ж что такое, это откуда смирное охальство такое получается? Злой человек – тот вещь, а смирный же – ничто, его даже ухватить не за чего, чтобы вдарить… Выходит, в злобе сила. Навык ей только и нужон. Правильно говорю. Нет?..
