– Та-ак… – Пытаясь понять ход рассуждений педагога, я не торопился соглашаться.
– Вижу, что вы меня не понимаете! Ваш сын вырезал буквы из газеты «Правда»!
– И вы назвали сей поступок антигосударственной деятельностью, на основании чего намерены отчислить моего сына из школы?
– Да! Всё верно! – С облегчением отозвался директор.
– Ясно. – Покладисто согласился я. – А теперь слушайте меня сюда. Мы живём, как вам, вероятно, известно, три семьи в одной трёхкомнатной квартире. Тесновато, но мы, в общем, справляемся. Так вот, вы хотите сказать, что наша большая семья дурно влияет на Михаила? Дедушка Миши прошёл всю войну и был правой рукой маршала Чуйкова, папа… тётя, бабушка, другой дед… я сам… Собрав регалии всех родственников, я закончил вопросом:
– Так вы, действительно, считаете, что под нашим влиянием Михаил совершил то, в чём вы его обвиняете?! А не считаете ли вы, что именно школа несёт ответственность за это творчество? Не по вашему ли указанию учащиеся собирают макулатуру, среди которой, кстати говоря, основная масса – газеты? К тому же, я неоднократно имел удовольствие наблюдать, как дети ходят… попирают ногами и газеты, и книги в пионерской комнате!
Гордый собой, я возвращался домой. Зайдя в квартиру, застал своих дорогих родственниц, по-обыкновению, в кухне, за скандалом. Подхватив их обеих под руки так крепко, как сумел, встряхнул и, лишив возможности излиться возмущению на себя, приказал:
– Итак, с этой минуты вы обе становитесь лучшими подругами. Ты – потому, что моя единокровная сестра, а ты – чтобы не стать моей будущей бывшей. У нас такая славная семья… Краткий пересказ подвигов, свершённых нашими родными, заставил трепетать директора мишкиной школы… А вы… вы… Вы ведёте себя, как безродные базарные торговки! Стыдитесь!!
Тем же вечером мы все вместе сидели на кухне и пили чай с кремовым тортом. Мишка укусил за палец Сашку, потому что тому досталась единственная красная розочка из крема. Всё, наконец, встало на свои места: дети шалили, взрослые их воспитывали, а не наоборот.
Виденное уже
Закат. Увеличительное стёклышко солнца сжигает остатки очередного дня. Год, час, минута… Нанизанные на ожерелье времени, они бесценны.
Звёздными зайчиками мелких волн плещется их огонь, и, попадая в печь вечности, не теряют они своей прелести, не пропадают насовсем.
– Мне кажется, или я уже был здесь… когда-то?
– Дежавю?
– Виденное уже.
– Ну, ды-к, не траться на него, ищи неведомое, яркое. Тому, пошлому
