Не романъ | страница 29
– Ты читал критиков по теме?
– Читал.
– Но я не увидела этого в тексте!
– Там этого нет, так как я с ними не согласен.
– Как… как ты можешь не соглашаться!? Кто дал тебе право на это?!!
– Отчего же?! Да и странно. Я сам… – Мои попытки объяснить были прерваны криком Софьи Яковлевны:
– ты… Ты – никто! Ты лишь учащийся и обязан повиноваться, выполняя всё по программе.
– Насколько я понимаю, у нас сочинение по теме, и я его написал.
– Но не так! Ты должен был пересказать только то, на что обратили внимание критики!
– Зачем?! Они думают так, я иначе, и считаю, что они ошибаются.
– Что-о?! Они не могут ошибаться!!! Это ересь!
– Все люди допускают ошибки, такова жизнь.
– Ну, считай, что ты тоже допустил ошибку и я ставлю тебе кол! – Воскликнула Софья Яковлевна и, чуть не проколов журнал до самой обложки, вывела жирную единицу в строчке, напротив моей фамилии.
Я тоже не бросал слов на ветер и перестал заходить в класс, пропуская уроки русского и литературы всю длинную третью четверть. Приходил на алгебру и химию, иностранный язык и биологию, а часы Софьи Яковлевны пережидал в подвале подле раздевалки, слушая рассказы тёти Паши, которая заведовала школьным звонком, запасами мела и ключами от гардероба. Интересуясь причиной, которая заставляет меня сидеть подле неё, тётя Паша, согласная с моей принципиальностью, кивала головой, но однажды, всё же, посоветовала:
– Ты, это, милый, ты не жми её, учителку-то. Она ж человек подневольный. Что в книжке напишут, тому и учит.
– Так ведь она на белое говорит, что оно чёрное и наоборот! – Горячо отозвался я.
– Не бывает так-то, чтобы белое было вовсе бело. Всегда отыщется какое-никакое пятнышко, что и рад бы оттереть, да не выходит никак.
Тётя Паша часто стыдилась собственной необразованности, говорила, что учения её «всего-то два класса и один коридор», но газету «Правда» прочитывала с первой страницы до скорбных объявлений, а не наоборот, как делало это большинство наших учителей.
Я очень хорошо помню, с какими глазами выслушал тёть Пашины наставления, и буквально ощутил это самое пятнышко, прямо в центре моей совести. Оно и вправду не желало исчезать, сколь бы я не приводил доводов, в своё оправдание как не усердствовал бы в этом.
Когда тётя Паша прижала рычажок звонка, чтобы выпустить на свободу неказистую, весёлую его трель, и спросила, лукаво глянув на меня через плечо:
– Ну, завтра-то как, ждать тебя али нет?
Я ответил, не запнувшись:
– Не, тётя Паша, я на урок завтра пойду.