В биллиардной же не было детского стола и мне было позволено трогать всё, что захочется, лишь бы не мешался в минуту, когда взрослые, сжимая в руках деревянную палку, стоят в неудобных позах, навалившись на стол. Я не был уверен, что это сооружение действительно можно считать столом, так как, приди кому охота пообедать, сидя за ним, то это было бы очень неудобно по причине высокого бортика и смешных сеточек, свисающих по углам. Конечно, туда можно было бы положить яблоки, но…
Шары, что скатывались со стола, попадали в сеточки, и это было очень здорово придумано, потому что, упади они на пол, то неминуемо разбились бы. Я видел на полочке в углу несколько таких покалеченных шаров. Отец рассказывал мне, что шары сделаны из бивней слона, и мне представлялось, как слон приходит к зубному врачу, жалуется на боль в правом бивне и тот отпиливает от него небольшой кусочек. Счастливый слон уходит домой, а врач надевает чёрный фартук и точит из бивня красивый блестящий шар. Именно так подробно мне это всё и воображалось.
Иногда отец просил меня помочь ему достать из сетки набившиеся туда шары, и я подталкивал их снизу двумя руками, но, пожалуй, приятнее всего было подавать мел. Я держал его в руках, иногда нюхал, втягивая ноздрями бархатистый его аромат, и каждый, кому предстояло ударить по шару, просил у меня мелок, крутил им по кончику кия и тут же возвращал обратно.
Отец оставил нас, когда мне было почти что семь. Я не понимал, куда он ушёл, и часто спрашивал мать, где папа, но не получал ответа на свой вопрос. И вот, когда мать отвела меня в первый класс, проходя к своей парте мимо доски, я ощутил знакомый запах мела. Почти не осознавая, что творю, я ухватил самый маленький кусочек, и сунул в карман.
Я был счастлив целую неделю после того. Кусочек известняка размером с горошину не просто напоминал об отце, но почти заменил мне его. На переменах, пока мои одноклассники салили друг друга, я стоял у окна, вдыхая густой запах мела.
– А ну-ка, покажи, что это у тебя! – Раздался вдруг требовательный голос учителя.
Опасаясь лишиться своего сокровища, я медленно раскрыл ладонь.
– Это… мел? Где ты его взял?!
– С доски…
– Ты знаешь, что это воровство? Ты! Украл!
– Но он такой маленький… им уже и написать-то ничего нельзя, разве только точку…
– Ты не имеешь никакого права присваивать себе школьное имущество! Ни единой крошки! Этот мел принадлежит школе, а значит – государству, и ты теперь – государственный преступник! – Продолжал назидать учитель ещё некоторое время, но потом, когда слегка поутих, поинтересовался, – А зачем тебе этот мел? Отвечай!
