–А про петлю, ты ей?
–Нет, дядь Лёш, ни в коем случае! И никому вообще, тебе первому. Да и чего рассказывать то было, я ж её потерял, по дороге где-то, уже когда в дверь позвонил, пока откроют ждал, рукой в карман, а там пусто…, ещё мысль мелькнула, уходи, придурок, сейчас тут над тобой посмеются, чего потом делать будешь, как отомстишь, дёрнулся было, да поздно, тёща уже дверь открыла…
"Да уж," – думал Алексей Петрович, старательно переставляя ноги со ступеньки на ступеньку, – "Святителю наш, Угодниче Христов, сколько же ты душ из ада повытаскивал! И какая малость нужна, чтобы Царь Царей, Владыка и Вседержитель – тебя на помощь послал!"
––
Что делать(Господи, Иисусе Христе, Сыне Единородный Безначальнаго Твоего Отца, Ты бо рекл еси пречистыми усты Твоими, яко без Мене не можете творити ничесоже):
–Витька! Дурак! Ха-ха-ха!, – настоятель храма Иоанна Крестителя, казалось сейчас задохнётся от смеха. Сунувшийся было, по-свойски, к дяде Ване, Алексей, торчал в дверях, не решаясь: ни войти внутрь, ни выйти в коридор, как заторможенный. Архимандрит: то немного успокаивался, то глянув в принесённые ему епархиальным чиновником бумаги, снова задыхался от идущего, казалось из самой глубины утробы смеха. Постоянно открывающий и закрывающий портфель, не знающий куда себя деть, чиновник, весь багровый от такого неблагочинного поведения; смущённо смотрящие в пол, уже переодевшиеся "в гражданское" два пономаря и молодой иерей и сидящий в домашней рясе, то есть в тряпке, которую на помойку выброси и никто не позарится, отец Иоанн, хохочущий и тыкающий в набычившегося чиновника пальцем, как в какого-то диковинного клоуна – это было…, это было за пределами всего, что мог бы себе когда-нибудь представить и предположить Алексей.
–На покой! – снова ткнув пальцем в листок, прочитал дядя Ваня, и, закатившись от нового приступа смеха, захлопал себя по коленке, – ой, Витька! Ой, дурак! На покой! Ха-ха-ха!
"Причём здесь Витька", – присмотревшись к благообразному чиновнику, подумал Алексей, – "этого батюшку, по-моему, зовут так же, как и меня…, ёлы-палы! Так этож он про митрополита!"
–Вы, батюшка Иван Афанасьевич, всё-таки, как-то себя в самом деле, сдерживали бы! – влез таки в паузу между приступами гомерического хохота чиновник.
Враз, в какие-то секунды, переставший хохотать, закаменевший лицом архимандрит, поманил к себе заскорузлым пальцем с готовностью потянувшегося к нему "официального посланца":
