Шаг.
Второй.
Збышек прищурился. К горлу что-то подкатило, и он шумно втянул ртом воздух.
На высоком кресте был распят человек. Распяли его вверх ногами и, видно, давным-давно – благо сам крест уже успел подгнить.
– Не пугайся, путник.
Збышек попятился назад, споткнулся и едва удержал равновесие.
– Что ты?.. – голос его прервался. – Что ты такое?
– Прошу… умоляю: сожги меня.
Збышек не двигался, только смотрел пристально.
– Черта ты отродье?
Распятый отвернул голову и тихо, меланхолично ответил:
– Смотря, что под чертом разуметь. С богословской колокольни это средоточие низких страстей, и от этого я далёк. Но есть и иной черт – в которого попы паганских истуканов переделывают. Тут уже можно порассуждать. Впрочем… впрочем, все это пустое.
– Что ты мне голову морочишь? – в сердцах бросил Збышек и шагнул ближе. – Живое ты или мертвое?
Лица у распятого не было. Была как бы голова, которую искусно вырезали из сердцевины дерева и отшлифовали до блеска. Безличье. Угадывались скулы, подбородок, форма черепа. От висков и верхней части лба отходили лучи, подобные короне или венцу, но иных черт не нашлось. Вместо бровей, вместо глаз, носа и рта блестела деревянная гладь, из недр которой и доносился голос.
Даже мантия, в которую чудовище одели перед казнью, казалась не тканью, а скульптурой ткани из морёного дуба.
– Дерево не движется, – заметило существо, – но солнцем дышит. Ручей течёт, но вода его мертва. Ты к каким меня отправишь?
Збышек нахмурился.
– Сожжешь ты меня? – не унималось чудовище. – Нет, так уходи, не томи душу. Веками висел, как паук в паутине, и ещё провешу.
Повисло молчание. Потрескивал факел, гулко капала вода с мокрой одежды Збышека.
– Молитву прочти, – глухо сказал он.
– Ты одним словам не веришь, но поверишь другим?
Збышек не ответил, и распятый сухо бросил:
– Твари не читают молитв.
Факел в руке Збышека опустился.
– Имя?
– А еще тебе что? – резко спросило чудище. – Родословную?
– Имя!
– Не бывает имен у тварей Вельзевула!
Еще постоял с мгновение Збышек, затем посмотрел на факел – посмотрел брезгливо, как на грязную палку – и положил на пол.
– Не встречал я прежде тварей Вельзевула… – он стал засучивать рукава. – Но сжечь свои телеса они бы, наверное, не просили.
* * *
Гвоздь не давался. Жилы на руке Збышека вздулись от напряжения, дыхания не хватало, но ржавый черт, что присоседил узкую ладонь мученика к перекладине креста, не вылезал.
– Не идёт, – прошептал Збышек и оглянулся по сторонам: не найдёт ли подходящий инструмент.
