Уже когда последняя бутылка была выпита, мне позвонила мама, и очень скоро после этого в нашу квартиру пришла тётя Нина, соседка с 20-го этажа. Она стаканами вливала в меня воду, а я возвращал её уже кисло-горькую, с градусом. Где-то час я провисел над туалетом, осушив около сорока стаканов воды.
На следующий день, во вторник, я проснулся в шесть утра с чувством какой-то небывалой лёгкости, сходил в школу, а вечером написал Насте. Написал, что между нами было нечто большее, чем просто отношения «парень-девушка», чтобы этому так просто увянуть, разрушиться без физической близости; что я всегда буду рядом и она может на меня положиться, ведь я люблю её, но теперь как друг, как брат. Она ответила, что целиком согласна с моими мыслями и уверена, что мы сможем быть отличными друзьями.
Вся последующая жизнь была исполнена лёгкости и всё того же предчувствия какого-то детского веселья, которое я испытал ещё в первый вечер после нашего расставания. На этом порыве я бросил опостылевшие занятия, включая, конечно, подготовку к физ-ре, стал чаще ходить в школу, с головой ушёл в литературу, с нетерпением ожидая каждой среды, чтобы пойти на литературные курсы при институте, в который я хотел поступать; по выходным катался на коньках в Сокольниках, а по вечерам заваривал себе чаёк с корицей и апельсином, капал туда немного вина, так что получалось что-то типа глинтвейна, укутывался в плед и смотрел уютные фильмы Уэса Андерсона.
Новый год я встречал с друзьями, но среди них Насти не было. После той нашей переписки с дружбой, да и просто с общением как-то не сложилось. Как не складывалось у меня и с творчеством. Выходила всё какая-то судорога и теоретика, стихи о стихах. И когда я окончательно запутывался в сотканной мною концептуальной паутине и бросал работу незаконченной, из набухшего от возбуждения ума какое-то время ещё вытекали сгустки застоялых, не добравшихся до бумаги мыслей.
Во время одного из таких творческих сеансов я случайно сковырнул временную пломбу на двадцать седьмом зубе, которую мне поставили еще год назад. На ощупь образовавшееся дупло было до экстаза приятным, но вскоре из него стал исходить неприятный запах. Да что там – отвратительный, как из стариковского рта или как во время простуды: сладковатый издалека и терпко-говёный вблизи. Но до стоматолога я и на этот раз никак не мог дойти – всё было некогда.
День Святого Валентина выдался на пятницу. Я сходил в школу, на тренировку, и по пути с неё мне в голову пришла мысль – надо бы Насте сделать подарок. Без всяких там намёков и трагичных сцен – просто дружеский подарок. На часах было почти девять – до закрытия ближайшего цветочного магазина 15 минут. Я вышел на остановке у метро и побежал в цветочный.
