Нацbeast - Никита Королёв

Нацисты на пижамной вечеринке

«Кровью невинною залит пентхаус,

Я приложил Некрономикон к уху.

И запредельный космический Хаос

Заговорил со мной голосом Ктулху»

(с) Михаил Елизаров

«Почему именно я?» – школьник прячется от неумолимого взгляда учителя за спины безучастных одноклассников. «Почему я?» – подсеченный горем и хлестаемый ледяным дождем, новоиспеченный вдовец или сирота разбивает колени об асфальт. Утрата. Я хочу бежать и раствориться в шелесте повседневности, но этот костлявый палец выцепляет меня из толпы, как низко я ни опустил бы голову, как бы глубоко ни зарылся в ласкающую рутину…

– Петь, я свет выключаю, отбой, – сестра, напоминавшая накрахмаленную гармошку, выключила свет в палате и прошаркала дальше по коридору, опрокинув ещё один стерильный день в больнице.

Петя отложил листок, встал из-за цепкого тесного столика и лёг в постель.

Он рос без отца, гулял по ночам, думал бестолковые мысли, словом, был обычным подростком. Как-то в одну ночную прогулку он припозднился, чем сильно раздразнил клыкастые переулки окраины. Встреченный им агент в чёрных очках ставил пиво Оболонь выше Бога Аполлона, поэтому Петя остался жив, но отныне хромал, хоть стихов и не начал писать. Зато начал писать в постель и по ночам говорить странными голосами. До гения он не дотягивал, потому что его самосожжение не было достаточно живописным, чтобы продавать на него билеты. От гения Пете прилетели разве что кости в виде неврозов, навязчивых движений и тиков. А Петины кости, в свою очередь, часто ломались в порыве багровой ярости. И вот, после парочки раздробленных об забор кулаков Петина мама, дряблая престарелая наседка, решила причесать дела сына гребнем диагнозов и справок. Выслушав сдержанные напутствия врачей, Петя, как и все комнатные гении, отправился в турне по неврологическим институтам. В перерывах между ними он заглядывал в разные школы, но они сменялись так быстро, что Пете так и не удалось вкусить эти мифические школьные годы, о которых обычно поют с чувством всепрощения освобождённых каторжников. Он вообще не понимал большинство лицемерных ритуалов, поэтому многие товарищи по палате считали его злым. Для Пети любая школа шла по одному сценарию: дворовые тупицы пускали в ход все баллистические снаряды, когда он убегал со двора, очкастые задроты презрительно фыркали на него в унисон с учителями, когда он приходил на урок пустым, как белый лист. Другие же типы учеников сохраняли тот скотский нейтралитет, под флагом которого и совершается всё зло в этом мире. Обижаемый даже теми, кого обижают обиженные на жизнь бесхвостые обезьяны с маленькими членами из лиги прыщавых заводил, Петя, кажется, представлял собой принципиально новый вид школьного днища, прекрасная находка для подростковой мазни.