– Как думаешь, скоро нас по домам? – скучая, осведомилась ничем не занятая.
– Пока не закончим. – Балансировавшая на одной ноге симпатяшка мотнула локонами, указав на уходившие в бесконечность сады.
Градус настроения пышной подруги еще больше понизился.
Заноза была найдена, злобно уничтожена и торжественно развеяна. С облегчением наступив на обе ступни, девчонка радостно попрыгала. Обе зашагали прочь, вызвав у нас синхронный вздох облегчения.
Как всегда, рано обрадовались.
– Подожди, я сейчас.
А ведь они почти ушли. Бывшая занозовладелица развернулась, перенаправив стопы прямо в наши дебри. Спираль разговора начала новый круг:
– Надоело по ночам от мальчишек защищаться. Этот Артем такая сволочь…
– Не надо, никакая не сволочь. – Оставшаяся в одиночестве пышка принялась лениво водить ступней по траве.
– А вот и сволочь! Еще какая! – В трех метрах от наших распластанных тел девица вновь повернулась лицом к подруге, присела на корточки, задранный балахон взлетел на талию.
Как, подойдя практически вплотную, можно было нас не заметить?! А вот ведь. Чтобы видеть, нужно смотреть, а девчонку занимало другое. Она увидела бы только нечто внезапное, среагировав на движение.
Вторая после некоторого размышления и совета с собственным организмом тоже направилась к нам. Не именно к нам, а к лиственной завесе, скрывавшей меня и Марианну от вида со стороны. Для нас это не имело значения, до оглушающих воплей, визга и привлечения внимания всего побережья осталось шесть шагов…
Пять…
Четыре…
Шагающее олицетворение неизбежности достигло точки бифуркации, после которой события развиваются лавинообразно, и остановилось точно на границе тишины и паники. Олицетворение развернулось на месте и примостилось в каком-то полуметре от замершей в естественном процессе первой госпожи Невнимательность. Руки второй так же приподняли подол, обшитая рюшечками рубаха собралась складками на талии, которая тоже собралась складками – мощными, мясистыми, молочно-матовыми. Если судьба умеет хохотать, то сейчас она делала это, дважды обернувшись к нам задом. Большим и… очень большим. Как говорится, в тапера не стрелять, играет как может. То есть, говорю как вижу. Раньше в голову не могло прийти, что в подобном ракурсе человечий реверс может стать вдвое шире по сравнению с состоянием стояния. Пухлые выпуклости, прежде казавшиеся округло-овальными и напоминавшими взбитые подушки, обрели твердость и сошлись указывавшими вниз углами прилежащих треугольников. Точнее, треугольник получился один – тупым углом вниз, поделенный пополам и чуть скругленный. Треугольник! Всю жизнь мне казалось, что низ у присевшего человека – два полукруга, эллипса или, в крайнем случае, овала, но никак не треугольник. Фиговый из меня вышел бы художник.
