– Ну, сам-то где? – шепотом спросил один из мужчин, а второй достал из пакета бутылку французского коньяка и водрузил ее в центр стола с некоторой торжественностью. За бутылкой последовали шоколадные конфеты. Партнеры пришли мириться, не понимая в чем их вина.
– Зови, что ль?
– Зову!
Она подошла к кушетке и, как фокусник, твердой рукой сдернула с мужа плед. Никогда прежде она не испытывала такого сладкого садистского удовлетворения от вида здоровенных взрослых мужиков, толкаясь выскакивающих на лестницу и рыдающих там до икоты, зажимая ладонями рты в острых приступах ужаса. Мало, мало, мало! Пусть знают, каково ей. Муж остался лежать в комнате страшным обрубком человека, даже не проснувшись.
Она вышла, и они долго шептались в подъезде, приходя к деловому соглашению. Их все еще трясло. Она была как кремень, миндальничать не располагала ситуация, и, в конце концов, они урегулировали все основные вопросы ведения бизнеса в новых условиях и дележки доходов. Никто ничего не подписывал, но их честное слово было прочней государственных печатей. Ей очень хотелось поведать о сыне и трудностях с его легализацией, но она понимала, что лучше этого не делать, если она не хочет, чтобы ей вызвали машину из психушки.
Еще минут десять она не отходила от окна, пока они совещались у подъезда, сморкаясь и постепенно успокаиваясь. Потом дверцы хлопнули и машина отъехала. Проблему с деньгами теперь можно было временно вычеркнуть из повестки дня.
– Кто у нас был? – спросил ее тихий шепот мужа. Вопрос был задан в спину. Он смотрел на бутылку французского коньяка на столе, и в глазах его металась паника. Он не хотел, чтобы его видели… таким. Он не знал, что выглядит еще хуже, чем себе это представляет. Голова казалась чудовищно непропорциональной по сравнению с коротким туловищем. Он превратился в жуткого карлика с взрослым лицом, огромной головой и недоразвитым телом младенца.
– Я была в магазине, – с ходу придумала она. – Что-то вдруг захотелось. Давай выпьем по рюмочке.
Утром у них трещала голова, потому что в доме нашлись еще две бутылки пятизвездочного. Они вполголоса пели песни своей юности, и им было хорошо, как давно уже не было. Даже сын не выдержал и прокрался из своей комнаты в коридор, чтобы посмотреть, как они обнимаются и как мать подпирает плечом отца, который совсем не умел сидеть, сохраняя равновесие. Эта его неуклюжесть почему-то смешила их до слез. Отец падал и смеялся, мать поднимала его и тоже смеялась блаженным звонким смехом, хотя чтобы поднять такую тяжесть требовалась неженская сила. Пришлось выйти и помочь ей.
