Бог отступил?
На миг я поверил: получится. Ей-богу, получится!
— Уйди, — севшим голосом выкрикнула бабушка. — Убирайся, дурачок!
Бог рассмеялся. В словах Меропы, дочери Атланта, он услышал что-то смешное, то, чего не слышал никто. Дротик в моих руках шевельнулся. Только что пальцы сжимали твердое и гладкое древко — и вот уже под ними живое, скользкое, холодное.
Я вскрикнул. Хотел отбросить предательское оружие, но дротик прилип к ладоням. Изогнулся, раздвоился, обвил руки.
Не дротик — змея! Две змеи!
Живые струйки песка. Бурые пятна, словно вода пролилась. Головы черные, как ночь. Гермий, Податель Радости, был тот еще весельчак. Неужели он знал, как речной Асоп описывал Сизифу свою дочь, похищенную Зевсом? Подслушивал? Тогда он знал и то, кто на самом деле выдал Асопу похитителя.
Всезнайка играл с жертвой в убийственные игры.
Две пары глаз — желтых, с черными щелями зрачков — уставились на меня. Раздалось шипение, мелькнули раздвоенные языки. Я заорал так, как, наверное, не кричал никогда. Отчаянно замахал руками, пытаясь стряхнуть змей. Увы, отвратительные путы лишь туже стянули мне запястья и локти. Головы змей качались у самого лица.
Сейчас как вцепятся! Отравят ядом…
Две аспидные молнии метнулись вперед. Я задохнулся. Сердце пропустило удар. В голове помутилось, не сразу я понял, что жив, все еще жив, а змеиные головы куда-то исчезли. Я хотел выдохнуть с облегчением — и не смог. Гибкие, сильные тела — корабельными канатами они заскользили по моему собственному телу, обвивая, притягивая руки к бокам.
Бог превращал меня в свой жезл!
Гиппоной? Керикион[61]!
Меня передернуло от ужаса. Я рванулся зайцем, угодившим в силки. Нет, змеиные объятия сделались только крепче. Скользкая петля захлестнула горло: раз, другой. Головы змей вынырнули из-за моей спины, глаза не мигая изучали живую добычу. Казалось, гады растут из плеч, будто крылья. Накорми нас, требовали они. Чем? Да хоть собой!
Я захрипел.
Гермий что-то сказал, но я не расслышал. В ушах гремел рокот моря. Перед глазами сгустился туман. В нем мелькали радужные сполохи: ближе, выше. Умираю, понял я. Было холодно, очень холодно. Я бы дрожал, не стисни меня безжалостные кольца. Было страшно: до одури. Я бы орал, не перехвати глотку живая петля.
Орать? Я и дышать-то не мог.
Радуга сделалась ярче. Надвинулась, превратилась в змею. Вот-вот рухнет с мглистого неба, скрутит меня поверх Гермиевых змей…
Что это? Что со мной?!
Удивительное дело: я обнаружил, что сижу на заднице. Кашляю, хриплю, взрыкиваю от боли в горле. Какое же это счастье: дышать! Кашель — ерунда. Боль — пустяки. Главное — дышать, заталкивать воздух в себя.
