— Отпустили, отпустили, отпустили! — орала девчонка басом и все трясла и трясла Нюру за плечи.
Мокрушина, улыбаясь, посмотрела на хозяйку и снова, будто в замешательстве, опустилась на табуретку у порога: может, как раз через эту бедовую Ольгу Кубышкину и узнает она про все.
Нюра вырвалась наконец из цепких рук, проговорила строго:
— Ты чего? С ума сошла, что ли? — и снова сердитый взгляд к порогу: уселась опять, выставилась на табуретке!
— Да отпустили же меня! Чуешь? И мамка и папка! Согласились!
«Ну чего сидит?! Ведь нету же ниток тридцатого номера…»
Нюра для намека взяла с окна шкатулку, крепко захлопнула ее и поставила обратно. Но Лизавета все сидела и улыбалась.
— А тебя, Нюра? — сдерживая ликующий бас, спросила Ольга и по лицу подруги поняла, что дела обстоят плохо. Быстро повернулась к Марии Трофимовне. Та молча перетирала посуду и ставила на полку.
— Тетя Маша, — насколько могла тихо начала Ольга. — Ведь Нюру же заведующей фермой выдвинули. Теперь уж ничего не поделаешь!
И развела руками.
Мария Трофимовна молчала, и Ольга поспешно добавила, вспомнив, как это помогло ей дома:
— Нам трудодни будут начислять!
— Отстаньте вы от меня! — устало отмахнулась женщина. — Сказала, не пущу — и делу конец.
— Да ведь заведующая за все отвечать должна! — настойчиво убеждала Ольга.
Мария Трофимовна горько усмехнулась, покачала головой:
— Дочь, значит, в начальство выставляют, а мать в сторожа иди?
— Только на два месяца, на июнь и июль, — вставила Нюра. — А весь август я дома буду с Ваняткой.
Мокрушина начала догадываться, в чем дело. Краем уха слышала она, что школьники решили летом уток выращивать. Уже и ферму на озере для этого строят, а ребята вроде бы на берегу в палатках жить будут.
— Слыхала я про это. Баловство одно, — неожиданно заговорила Лизавета. — Все Шатров, Меченый, выдумывает, отличиться хочет… Трудодни-то не девчонкам, а на школу пойдут.
— Неправда! — сверкнула черными глазами Нюра.
«Ишь, как буравит, сверлит! — отметила Лизавета. — Вся в отца, крутая. А в подбородок-то ровно кто пальцем ткнул — так ямка и осталась».
— Это мы сами предлагаем часть наших трудодней школе, а Виктор Николаевич сказал, что «подумаем», — пробасила Ольга.
— Вот-вот! — насмешливо закивала головой Мокрушина. — Вы будете робить, а он думать. Когда дело к концу подойдет, он и объявит, что все трудодни на общественное пользование отчислены. Он надумает!
— Неправда! — опять крикнула Нюра, и Мария Трофимовна строго глянула на нее.
