— Так ты, значит, определила меня в сторожа — и делу конец? Не бывать этому!
Подойник брякнул у самых дверей, и Лизавета, испугавшись, что ее застанут врасплох, быстро вошла в избу.
Мария Трофимовна хмурым кивком ответила на приветствие, а Нюра занялась двухгодовалым Ваняткой.
Лизавета без приглашения села у порога на табуретку, оправила юбку.
— Дай, думаю, зайду к Трофимовне. Нитки у меня тридцатый номер кончились. Последний тюрячок исшила, а сельпо закрыто уже. Коврик охота сегодня доделать.
Хозяйка молча переливала молоко из подойника в кринку, видно, только что подоила корову.
— Не знаю, есть ли у меня такие, — проговорила она. — Взгляни вон в коробочке, Нюра.
Нюра взяла с окошка маленькую шкатулку, оклеенную ромбиками из соломки, порылась в ней.
— Тут сороковой номер только.
А Лизавета соображала, о чем бы еще поговорить.
— Что-то у моей коровы один сосок загрубел, — придумала она, уверенная, что уж на это-то доярка обязательно откликнется.
Мария Трофимовна насухо вытерла подойник, поставила на шесток кверху дном.
— Не додаиваешь, значит, до конца, — сказала осуждающе. — Так и корову испортить можно.
— Как быть-то, присоветуешь? — спросила Мокрушина, обрадовавшись, что разговор наладился.
— Растирать теперь с маслом надо, массаж соску делать. Сегодня же начинай.
Наступило молчание. Все спрошено, все отвечено. Вроде и уходить надо.
А Лизавета все сидела, не зная, как подвести разговор к делу. Ничего не придумала, спросила напрямик:
— А что это ты, Трофимовна, смурная какая-то сегодня? Не приболела ли?
Нюра быстро взглянула на мать: еще не вздумала бы про все Мокрушихе рассказать. Только ее здесь и не хватало!
Исподлобья метнула сердитый взгляд на непрошеную гостью.
Ох и хитрющая эта Лизавета! Вьется вокруг людей, когда надо что-нибудь, а сама в два счета может обидеть любого. Дядя Егор-то, наверно, из-за нее захворал да и умер. А после его смерти Мокрушиха Степановну, свекровь свою, из дома родного выжила. Отправила ее к брату дяди Егора будто погостить, та уехала да и с концом! Не приняла ее больше Лизавета.
— Может, на работе что стряслось? — приставала Мокрушина, не получив ответа на первый вопрос.
Мария Трофимовна сказала сухо:
— Все у меня хорошо на работе, чего там может быть?
«Не сказывает, таится…» — досадливо нахмурилась Лизавета и поднялась. Ничего уж, видно, не добиться, уходить надо.
Не успела она подойти к порогу, как дверь широко распахнулась и в избу влетела рослая девчонка. Пробасив что-то вроде «здравствуйте», она обхватила Нюру сильными руками и закружила по комнате:
